Несомненная реальность
Шрифт:
Сестра тихонько охнула.
– Ну что вы, что вы, господин… э-э-э… нет, конечно, не хочу! – она засуетилась, уронив на пол какие-то бумаги. – Но господин Кислицын еще спят, они чуть ли не до утра читать изволили. Пока разбудим, пока утренний туалет, завтрак…
Человек в котелке тяжело вздохнул.
– Ну что же, воля ваша, сударыня, – он пожал плечами и уселся на небольшой диванчик в углу. – Будите и умывайте. Но начальству я доложу о задержке.
Сестра судорожно кивнула и бросилась вон, шелестя юбками.
Олег, впрочем, уже не спал. Разбуженный солнечным лучом, в соседней комнате загукал-забормотал умалишенный. Олег мельком видел его пару раз в коридоре.
Народный Председатель выбрался из-под одеяла, натянул ненавистные кусачие кальсоны с безумными завязками – по старой памяти он предпочитал спать голым – и замахал руками, разминаясь. В таком виде его и застала сестра Анечка, милая незамужняя особа, чья смена началась сегодня с утра. На вид девице стукнуло не более двадцати, но здесь она уже, кажется, считалась чуть ли не старой девой.
Пожелав доброго утра и тихонько фыркнув – к олеговым чудачествам она то ли уже привыкла, то ли просто списывала их по той же графе, что и прочие выходки местного контингента – сестричка аккуратно разложила на стульях костюм. Тот самый, в котором его, бессознательного, привезли сюда!
– Анна Васильевна, вы чудо! – искренне сказал ей Олег, только сейчас окончательно поверивший в избавление от навязчивой врачебной опеки. – Спасибо.
Он сделал было движение в ее сторону, чтобы поцеловать в щечку, но девушка, внезапно покраснев, метнула в его сторону грозный взгляд и вышла из комнаты, гордо неся голову. Только сейчас Олег осознал, что по местным меркам он практически голый. Пожав плечами, он ополоснулся над тазиком из до сих пор ему забавного, с пимпочкой внизу, рукомойника и принялся одеваться.
В приемную он вышел, когда ходики пробили половину девятого. Навстречу ему с дивана для посетителей поднялась личность, которую наметанный взгляд Народного Председателя сходу определил как одэшника. Или, применительно к местным реалиям, как жандарма. Или кто у них тут сыском занимается? Профессиональным цепким взглядом ощупав лицо и фигуру Олега и вежливо приподняв над головой смешную круглую шляпу, тот представился:
– Крупецкий Болеслав Пшемыслович, сотрудник Охранного отделения. Господин Зубатов приказал забрать вас и доставить на квартиру, а также сопровождать на первых порах.
– Приятно познакомиться, Болеслав Пшемыслович, – кивнул в ответ Олег.
Поколебавшись, протянул руку: – Меня вы, полагаю, и так знаете.
– Да, пан Кислицын, – сотрудник Охранки с некоторым недоумением посмотрел на олегову ладонь, но руку все же пожал, хотя и неуверенно. – Вещей у вас много?
– Вещей у меня – все, что на мне, – хмыкнул Олег. – Денег ни копейки, сразу предупреждаю, и вообще в карманах пустота.
– Не извольте беспокоиться, пан, – Крупецкий изобразил на лице фальшивое радушие. – Пока вас приказано кормить и содержать на казенный кошт. Если вас ничего более не задерживает…
– С Михаилом Кусаевичем, наверное, нужно попрощаться? А так…
– Не в Сибирь уезжаете, пан, – поморщился Крупецкий. – Свидитесь еще, коли душа пожелает. Пойдемте, "ванька" ждет.
Помахав и улыбнувшись на прощание сбежавшимся сестрам, Олег вслед за своим провожатым вышел во двор. Утреннее солнце пробивалось сквозь редкие перистые облака, не по-летнему свежий ветерок кружил над землей первые желтые листья.
Громко чирикали воробьи. Олег остановился и глубоко вдохнул полной грудью.
Внезапно он понял, что беспокоило его каждый раз, когда ему позволяли выйти в сад. Тишина. Глубокая тишина, которая невозможна в его родной Моколе, где даже во внутреннем дворе Резиденции не укрыться от далекого жужжания автомобильных моторов. Здесь, словно в лесу, его окружали покой и тишина, пусть и нарушаемые недалекими детскими выкриками и голосами из клиники, стуком копыт и звоном сбруи лошадей проезжающего мимо мусорного фургона.
– Хорошо-то как! – пробормотал Олег. Провожатый нетерпеливо посматривал на него поверх штакетника с заднего сиденья экипажа. – Ну, поехали, что ли…
Первые метров триста пыльная грунтовая дорога тянулась вдоль высоких глухих заборов, монотонность которых лишь изредка нарушалась калитками и воротам.
Несколько раз навстречу попадались груженые телеги, запряженные большими массивными лошадьми ("битюгами", всплыло словечко из глубин подсознания). Но вскоре пролетка через площадь вывернула на широкую улицу, и местность заметно повеселела. По деревянным тротуарам спешил народ в непривычных одеждах – бедно одетые женщины с корзинами, проворные громко вопящие мальчишки, размахивающие газетными листками, по-деловому, в строгие костюмы, одетые мужчины… Дворники меланхолично шоркали своими метлами. Количество экипажей заметно выросло, пару раз попались даже закрытые кареты, очень похожие на те, что Олег в детстве видел в книжках. Какие-то гуляющие парами и тройками девицы бросали на окружающих заинтересованные взгляды и смущенно хихикали. На улицу выходили фасады двух– и трехэтажных домов, с декоративными колоннами, высокими стрельчатыми окнами и лепными карнизами.
– Большая Ордынка, – пояснил Олегу Крупецкий. – Обитают тут мелкие дворяне, зажиточные помещики свои дома строят. Сейчас мимо рынка проедем. Хороший рынок, старшина Бузовой его в порядке содержит. Воров мало, лавки чистые, даже обвешивают – и то с оглядкой. А дальше доходные дома пойдут, только мы свернем до того. Я в одном раньше жил, – добавил он с непонятным выражением на лице.
Олег покивал. Действительно, вскоре по левую руку вынырнул пятачок, по периметру которого сплошь виднелись входы в небольшие магазинчики, а меж ними располагались открытые лотки с фруктами, овощами, материей, какой-то кухонной утварью и прочим хламом. Олег невольно засмотрелся – дома, как он теперь называл прошлую жизнь, он такое видел только в показательных магазинах. И то фрукты были восковыми муляжами. Ручеек прохожих вливался в довольно густую толпу. Стоял сильный гул, тут и там сновали разносчики, настырно предлагавшие пирожки и какое-то питье. Мальчишки с газетами вопили все громче и громче. "Новые беспорядки на строгановской мануфактуре!" – разобрал Олег. – "Рабочие требуют … платы, рабочий день… запретить увольнения!.." – Болеслав Пшемыслович, – внутренне напрягаясь, попросил он. – Не купите мне газету? Деньги верну, как только смогу.
"Смогу ли? – молнией прянула мысль. – Ладно, авось не обеднеет".
Провожатый нехотя кивнул, извлек, порывшись, из нагрудного кармана мелкую монету и махнул мальчишке. Тот метнулся к пролетке, на лету поймал денежку, сунул в руки Крупецкому мятый желтый листок и растворился в толпе.
– Проше пана, – провожатый передал Олегу свое приобретение.
– Спасибо, – кивнул тот, быстро пробегая глазами криво набранные строки.
Странные еры и яти вкупе с твердыми знаками все еще цепляли взгляд, но после такого количества осиленных книжек он уже научился скользить по строкам взглядом, игнорируя помехи.