Несостоявшийся шантаж
Шрифт:
Тирпиц сначала заколебался, но потом выложил перед Олегом фотографии и недоверчиво спросил:
— Разве они похожи?
Первая фотокарточка была официальной розыскной фотографией Интерпола. На ней была изображена улыбающаяся Лукреция. Веселая, красивая, довольная жизнью.
Фотография, сделанная в морге, невольно отталкивала. На лице трупа не застыло обычного для мертвецов умиротворенного и всепрощающего выражения.
— Я бы на вашем месте проверил эту версию, — веско заметил Смирнов. — Свяжитесь с Берном, пусть они вызовут сюда представителей ЦРУ и ФБР. И обязательно сохраните все вещи покойной «торговки»!
Смирнов вздохнул, полез в карман за платком, вытер неожиданно повлажневшие глаза. До того как Дитрих Штромбергер застрелил Марту, он думал, что не способен плакать.
— Поеду устраивать похороны, — глухо проговорил он и направился к выходу.
— Герр Смирнов, — задержал Олега на пороге прерывающийся голос Тирпица. — Можно вас попросить об одном одолжении?
— Я слушаю.
— Не надо афишировать, что рядом с вами на ступеньках церкви Святой Марии оказался Соломон Гурион. Мы ведь хотели привлечь его к ответственности за незаконное ношение оружия, но тут же вмешалось израильское посольство. Мне звонил сам председатель федерального совета, — развел руками граубюнденский комиссар. — Приказал замять все это дело. Так, как будто Гуриона в тот день перед церковью вообще не было…
— Швейцарское правительство боится лишиться контрактов на поставку оборудования для ядерной промышленности Израиля? — усмехнулся Олег.
— И контракты на поставку ядерного оборудования, и произраильское лобби в Швейцарии, и предстоящий визит премьер-министра Израиля Шимона Переца в нашу страну, — все свалилось в одну кучу, — раздраженно махнул рукой комиссар.
Подождав несколько секунд, он выжидательно посмотрел на Олега. «Договорились?» — спрашивал его взгляд.
— Я понимаю: вы полицейский чиновник, то есть вы голова. А голова поворачивается туда, куда хочет шея — начальство, — вздохнул Олег. — Можете спать спокойно. Я буду молчать.
— Моя машина в полном вашем распоряжении, — с облегчением проговорил Тирпиц. — Если захотите, на похоронах Марты будет играть оркестр кантонального полицейского управления. С венками в любом случае приеду я и все мои заместители.
Он подошел и снова крепко сдавил его плечи. Олег дважды прерывисто вздохнул и ушел из кабинета Ганса Тирпица.
Включив телевизор в семь часов вечера, Олег увидел начало всемирной программы новостей «Си-Эн-Эн». Диктор, похожий на профессора из Гарварда, взволнованно рассказывал, что сотрудники ЦРУ, ФБР, министерства обороны и нескольких других ведомств заняты сейчас подъемом на поверхность подводной лодки, на борту которой находится золотой выкуп Соединенных Штатов, Голландии, Аргентины, Бразилии, Дании, Австралии. Всего более пяти тысяч тонн. Лодка была затоплена в районе Бермудских островов, на глубине четырех километров.
«Значит, американцы все-таки разгадали ключ к электронной записной книжке Лукреции», — догадался Олег и выключил телевизор. Он был уверен, что раз место, где затоплена лодка, найдено, то вопрос ее подъема на поверхность — дело времени.
Смирнов прошел в гостиную, где тлел камин. Получив от американцев плату за участие в антитеррористической операции, он смог вновь завести банковские счета, обставить дом мебелью, даже купить несколько хороших картин. Снова можно было попытать счастья в рулетке.
Но без Марты все это теряло смысл. Олег чувствовал, что его существование — бесцельно. Он злился, негодовал, но ничего не мог с собой поделать.
На каминной полке лежала Библия. Красивое издание конца восемнадцатого века — выделанная кожа, золотые буквы, массивные медные застежки.
Перелистав Библию, Смирнов наткнулся на Книгу Екклесиаста. «Видел я все дела, которые делаются под солнцем, и вот, все — суета и томление духа!»
«Как это верно! — угрюмо подумал Смирнов. — Будто сказано не две тысячи лет назад, а сейчас!»
Словно в подтверждение его мысли глаза Олега наткнулись на другую строчку Екклесиаста: «Бывает нечто, о чем говорят: „Смотри, вот это новое“; но это было уже в веках, бывших прежде нас».
— Суета сует, — повторил Смирнов, — суета сует, — все суета! — И заплакал.