Несовершеннолетний век
Шрифт:
За деревней на горке где траву на сено косили,
Летом поле ромашек и клевер в душистом цвету,
Здесь когда-то давно дурака одного схоронили,
А случилось все это в семнадцатом, этом, году.
(апрель 2017)
Зверь
За словом в карман, за деньгами в столицу,
За карточный стол, то к церковным дверям,
Кто водку в нутро, а кто в кровь «единицу»,
Так стелются тропы заблудшим
Так время летит от капкана к добыче,
Где сны красной ватой в тугой пелене,
От крови засохшей, как будто бы бычьей,
И словно в нездешней, чужой стороне.
Но шрамы гудят на звериной осанке.
Как тесные туфли задиристо трут,
И пули в металлоискателя рамке,
Кривым переливом негромко поют.
За волей в Таиланд, за престижем в Монако,
За четным грехом серых скользких утех,
Где блудная спустится с цепи собака,
И приторным криком наполнится смех.
Истрепанным кадром зачеркнутых судеб,
Останется призрак за зверя спиной,
И влившись в ораву невидную будет,
За ним по пятам волочиться с толпой.
Иссохшая совесть заляпанной тряпкой
Не тронет осевшую пыль на глазах,
Лишь редко кольнет отупевшей булавкой
И спустит лихое на всех тормозах.
За словом к отцу, со смятением к маме,
Уж те-то, конечно, родного поймут,
В земле уж теперь и у общего камня
Их свежие розы покой стерегут.
А после подбитый скупым сантиментом,
Надавит и выпустит жалостный вздох,
И жестом шальным, сообразно моменту,
Подарит бездомному свой кошелек.
Тут зверь обернется на зарево радуг,
Которые арками в искрах мигнут,
И сразу, быстрее свинцового града,
В глубокую воду ума упадут.
За правдой в кабак, за улыбками к дочке,
За скорбью у паперти воздух хватать,
И если б за радость все деньги на бочку
Случались порывы их в воздух швырять.
Но скоро рассудка тяжелая нота,
Сложив на призывы свой каменный вес.
Пред чувством сдвигает глухие ворота,
И вновь по глазам желтый золота блеск.
По новой в карманы монеты ложатся,
Азартом спортивным чуть тронув на миг.
И вновь перед тем, как друг к другу прижаться,
Меж них, вместо звона, послышится крик.
За промах в тайгу, от тюрьмы и от смерти,
Туда, где под кронами птица кричит,
Куда не доносятся писем конверты,
Где зверя природа
Он скоро воспрянет от выцветших чисел
И выварит страх как тугую смолу,
В кулак соберет прежних проблесков смысл,
И вновь прикоснется к мирскому костру.
За новым наверх, за костюмом к портному,
Повесив потертую куртку на гвоздь,
Он в тереме светлом расставит иконы,
Себя обманув, будто смерть перерос.
Он больше не мчится в оскаленной стае,
И руки забыли, как бьет пистолет,
Расчетом пехотным теперь управляет,
Заняв в белой башне пустой кабинет.
За бегом в спортзал, за природой на дачу,
Где в лилию золотом вышитый шелк,
Где в снежной охоте от своры собачьей,
Забившись под корни, оскалится волк.
Он скоро, изнежившись, хватку ослабит,
Небрежно оставит в земле свежий след.
Где новые звери за холку ухватят,
Его из норы поволочат на свет.
Когда ж алым цветом сугроб заливая,
Зверь холод хлебнет и окончит разбег,
Не встретив за смертью хоть малого рая,
Он узнает – за зверем стоит человек.
(май 2017)
Говорят
Говорят, будто сами судьбу создаем,
Но при этом безропотно верим в удачу,
От жизни, как будто, сколь нужно берем,
Но в каждом кармане звенит ее сдача.
Привычно успех измеряем рублем,
Но рвемся на ленты от чувств дефицита,
Во благо, как будто, лукавим и врем,
И плачем о правде, что словом забыта.
В болезнях виним непогоду с едой,
Но свечи заздравные ставим к иконам,
В сегодняшнем дне проклинаем застой,
Но в новом все следуем тем же законам.
Всю юность родительским следом идем,
И лишь распознав заблуждений обманы,
Мы мысли чужие слагаем костром,
Но детям своим ставим те же капканы.
Мы праздники пышные дарим гостям,
Но тень одиночества в длинном бокале,
И верим наивно цветным новостям,
В которых о главном, боясь, умолчали.
Нам жалко бездомных собак и детей,
Но в скорби в глаза их вглядеться боимся,
Их бросили просто, из праздных затей,
Но в жалости их полюбить не стремимся.
За тысячей разных бездействий и действ
Надежда родится под грудой смятений,
А вдруг, это ложь – неизбежная смерть?