Несовместимые
Шрифт:
— До свидания, Олег.
— До свидания, Марьяна, — еще раз заинтересованно меня оглядывает, уходит.
Кручу в руке визитку. Встреча подставная или случайная? Никто не знает, где я и каким маршрутом хожу, тем более никто не мог подумать, что я зайду именно в этот ресторан. Если только за мной не следят. Но тогда рядом бы оказался Шамиль, Соболь бы не позволил Волхову ко мне приблизиться даже на пушечный выстрел. Значит, обед с Олегом чистая случайность. Бывает же такое.
***
Подъезжая к дому родителей на такси, вижу возле ворот черный седан. Сердце испуганно
Собираю всю свою волю в кулак. Медленно выхожу из такси, не смотрю по сторонам, но чувствую на себе взгляд, пробирающий до мурашек. Водитель такси достает пакеты, я не успеваю их взять. Мне не нужно оглядывать, я по запаху знаю, кто стоит за спиной и держит сейчас мои покупки.
Иду к калитке, но перед ней замираю, так как физически чувствую, как чужая энергия ослабла. Оборачиваюсь. И задерживаю дыхание.
— Это... как-то не вяжется с тобой, — сиплю, двигаюсь в сторону седана.
— Тебе не нравится? Предпочитаешь розовые? — серые глаза смеются, губы приподнимаются в подобие улыбки. В руках он держит мои пакеты и внушительный букет бордовых пионов, завернутых в бумажную обертку.
Приближаю лицо к цветам, вдыхаю этот невероятный запах, трогаю пушистые бутоны, глупо улыбаюсь.
— Твои ребятки по бабушкам прошлись? — забираю пионы, поднимаю на Германа глаза, ища в нем признаки злости и гнева. Ничего подобного не нахожу. Он смотрит на меня холодно, но не убивает взглядом. — Зайдешь на чай? — почему-то хочется, чтобы согласился. Он отрицательно качает головой, я разочарованно вздыхаю.
— Пакеты занесешь или забрать?
— Занесу, — коротко отвечает.
Я направляюсь к калитке, достаю ключи, из бокового кармана выпадает визитка. Герман оказывается проворнее. Застываю, как зайчик, почуяв опасность. Ему требуется немного времени, чтобы прочитать фамилию. Когда его глаза устремляются на меня, я жалею, что не драпанула домой.
— Мы встретились случайно, — лепечу под его прищуренным взглядом.
Лицо ожесточается, глаза опасно сверкают. И чего я испугалась? Он мне кто? Никто! Разозлившись на себя, выхватываю визитку Олега и забираю пакеты.
— Знаешь что? Вы ничего от меня не получите. Ни одного процента акций! Поэтому можете не напрягаться, не строить из себя тут благородных рыцарей, не являясь ими! Спасибо за цветы, но больше сюда не приезжай.
Герман угрожающе молчит, тяжело дышит. Ничего мне не говорит, резко разворачивается и идет к машине. Я не двигаюсь, наблюдаю, как черный седан с ревом срывается с места, оставляя после себя дымку.
Сумасшедший.
25 глава
Волхов похудел, подтянул свое тело. По-новому подстригся и явно сменил стилиста. С монитора на меня смотрит один и тот же человек с двух фотографий, как в «До и После».
Ушедшие лишние килограммы скинули ему пару лет, как и удачно подобранная стрижка. Современная, стильная одежда добавила ему еще больше шарма. Даже через экран ноутбука чувствуется невероятная харизма этого человека. Не удивительно, что я его сразу не узнала.
Щелкаю другую вкладку. Тяжелый, неподвижный взгляд пробирает до мурашек. Этот человек не
Если бы я шла голосовать, принимая в расчет только внешность и вызванное доверие, смотря на портрет кандидата — это был бы Волхов. Ему хочется верить и доверять, Соболь вызывает желание спрятаться от этих холодных глаз.
Тру ладонью лоб, захлопываю крышку ноутбука, смотрю на часы. Время приближается к девяти, папы еще нет, а поговорить нам нужно. Встаю, потягиваюсь, подхожу к окну. На небе сияет полная луна.
Надо позвонить Владу. Может, ему пообещать свидание в обмен на сведенья, которые меня интересуют. Боюсь только, одного свидания ему будет маловато, потребует что-то большее. И потом, я прекрасно понимаю, что он может меня водить за нос, выдавать порционно информацию, которая не представляет никакой ценности. Что-то важное на этих будущих политиков придержит, даже если у него сенсаций там на несколько томов, как у Толстого «Война и мир».
Замечаю, как медленно распахиваются ворота и во двор въезжает отцовский джип. Наблюдаю, как он не спеша идет к дому, задумчиво смотрит перед собой. Думает обо мне? О завещании? Вот это сейчас и выясню.
— Папа, нам нужно поговорить, — замираю на последней ступеньке лестницы, отец вскидывает на меня глаза.
— Я устал, Марьяна. Давай поговорим завтра, — примирительно улыбается, но я качаю головой. Нет, этот разговор нельзя откладывать на потом.
— Это серьезно.
— Что может быть у тебя серьезного, кроме как выбора наряда для прогулки по городу, — пытается обойти меня, но я преграждаю ему путь. Папа хмурится, недовольно смотрит на меня сквозь ресницы.
— Твое завещание изрядно портит мне жизнь, если коротко.
— И кто смеет тебе досаждать?
— Тот, кто очень заинтересован в акциях твоей компании.
— Всю жизнь эти акции кому-то были интересны, не представляю, о ком мы говорим.
— Ты серьезно или делаешь вид, что не понимаешь? — я сержусь, скрещиваю руки на груди. — То есть ты хочешь сказать, что Соболь и Волхов просто ослеплены моей неземной красотой?
— Без понятия. Завещание я менять не буду.
— Почему, папа? Я не хочу даже косвенно быть причастной к твоему бизнесу.
— Поэтому я всю жизнь мечтал о сыне, которому передал бы то, над чем всю жизнь работаю. Увы, такой радости нет, есть лишь эгоистичная дочь, думающая только о себе и своем комфорте. Ты моя единственная наследница, каждый пункт останется без изменений.
— Я через суд могу оспорить все условия этого завещания.
— Дерзай. После моей смерти хоть потоп, — папа все же оттесняет меня в сторону и проходит мимо.
Я непонимающе смотрю ему в спину. Что происходит? Почему он так со мной разговаривает? Да, я всегда знала, что он мечтал о сыне, а не о дочери. Между нами никогда не было чрезмерной нежности, но это не дает ему право со мной так обходиться. Именно из-за него я поступила на юридический. Из-за него я уехала в Америку, потом вернулась, скрыв причину возвращения. И из-за него я пошла в Комитет. Мне хотелось, чтобы он меня заметил, но чтобы я ни делала, как бы ни поступала — все это не имеет для него никакой ценности. Я девочка, а не желанный мальчик.