Неспортивная история
Шрифт:
— А почему вы мне тыкаете?
— Видишь ли, — прищуривается, складывает руки на груди, — я тебя немножечко старше. А во-вторых, учить тебя — моя прямая обязанность.
— Учите, — соглашаюсь, киваю на доску. — «А плюс бэ сидели на трубе»…
— Но мне бы еще хотелось, чтобы вы людьми при этом стали.
— А я, по-вашему, еще не человек? А кто — человек? Шитикова? Шлепа-ков? Халиков? А может, Шура-пятиэтажный? — Встаю из-за стола. — Да уж если на то пошло… Я в свои четырнадцать такое уже сделала, такое от жизни получила, чего вы, Елена Михайловна,
Тут я заткнулась. Потому что Елена с места встала и будто ударить собралась. Однако нет. Говорит довольно спокойным голосом, только смотрит как-то странно, вроде как впервые меня видит:
— Вот что, Серебрякова… Я вижу, говорить с тобой бесполезно. Не поймешь. Поверь, мне искренне жаль тебя, по-человечески, но, видимо, я ничем не смогу тебе помочь. Печально, я хотела…
— К директору потащите? — перебиваю. — Или мать в школу пригласить?
— Нет. Боюсь, ты сама очень скоро пожалеешь обо всем. До свидания. — Поворачивается и идет из класса.
— Как бы вам себя жалеть не пришлось.
— Ты мне грозишь? — останавливается.
— Вы же людей из них хотите, — киваю на пустые столы. — А в стаде, Елена Михайловна, людей не бывает.
Смотрит на меня тем же странным долгим взглядом, а потом открывает дверь и выходит в коридор.
Настроение после беседы с Еленой, надо сказать, подпортилось. Решила вечером с матерью в кино сходить, чтобы развеяться. Шагаем не спеша к кинотеатру. Мать держит меня под руку.
— …И вообще не понимаю, чего она от меня хочет, — жалуюсь на Елену. — Я живу, никого не трогаю, а она в душу лезет, придирается по мелочам.
— Так ты из-за этого такая кислая? — мать спрашивает беспечно.
— А-а! — рычу. — Достала!
— Девочка бедная! — дурачится. — Замучила ее училка нехорошая.
— Перестань! Смешно ей!
— Мама завтра сходит к директору, скажет, чтобы доченьку не мучили.
— Ну, хватит, мама! — освобождаюсь от руки, которой она за меня держится.
— Ты что, Танюш? Ну, не сердись. Правда, хочешь, схожу к директору? Или позвоню?
Ничего не отвечаю. Разрешаю матери снова взять меня под руку. Идем, молчим. Мать с удовольствием, глубоко вдыхает морозный воздух.
— А хорошо, Танька, нам вдвоем, да? — улыбается. — Захотели вот — в кино пошли. Захотим, в театр пойдем. Или в музей… Танька, пойдем в музей!
Я в музее черт-те сколько не была!
Я киваю в ответ: пойдем-пойдем.
— Да не кисни ты! — тормошит меня. — Бука какая! Улыбнись!
— Да ну.
— Дя-ню, — передразнивает. — Улыбнися!..
И я улыбаюсь, не выдержав. И мать улыбается. А потом мы даже смеемся, друг на друга глядя.
Подходим к кинотеатру. И тут я вижу Панова и Шитикову. Идут навстречу, держат друг друга за руку, болтают. Улыбку у
Марина, меня заметив, останавливается. Глаза — будто не меня видит, а чудище страшное. Постояла секунду, а потом вдруг' как сиганет в какую-то подворотню. Панов не понимает, в чем дело.
— Здравствуйте, — говорит, когда мы проходим мимо.
— Привет, — смотрю вперед, будто меня это не касается.
Мать с ним тоже поздоровалась.
— Это кто? — спрашивает.
— Учимся вместе.
Оглядываюсь, вижу, как Панов в подворотню идет Машу-Марину искать. Двигаем дальше. Вдруг я останавливаюсь:
— Знаешь, мам… Я, пожалуй, не пойду в кино.
— Почему? — удивляется.
— Так, расхотелось.
— Да что же это?..
— Ладно, — смотрю в сторону. — В общем, я пошла.
— А билеты?
— Билеты, билеты! — срываюсь. — Позвони своему Сергей Иванычу! Чем в ванной под шум воды реветь… Сохнешь по нему, так нечего! Не девочка.
И я иду, почти бегу куда глаза глядят. А мать остается с билетами в руках возле кинотеатра.
Тишина. Мел по доске — тук-тук-тук… Моя рука пишет цифры, буквы, складывает, вычитает, извлекает корень и наконец выводит ответ: икс равен… Подчеркиваю его два раза, кладу мел в желобок под доской. Отряхиваю руки, смотрю в пространство.
Елена — у окна. Мельком взглянув на ответ, идет к учительскому столу.
— Можешь стирать, — говорит на ходу. — Пятерка. — И закрывает журнал: — Урок окончен.
В классе поднимается легкий шум — запихиваются в портфели и сумки учебники, тетради, ручки.
— Поскольку завтра мы с вами не увидимся, — перекрывая этот шум, повышает голос Елена, — математики у вас нет, небольшая информация… По традиции приглашаю всех на свой день рождения.
— У-у! О-о! А-а! — раздаются возгласы. Доволен народ.
— Назначаю сбор на шесть часов. Лучше, если без опозданий. Чай и традиционный пирог гарантируются.
— Не опоздаем, это же не в школу, — замечает кто-то.
— И меня приглашаете? — По-прежнему стою у свежевытертой доски.
— Ты для меня не исключение, — делает вид, будто ничего между нами не произошло. — До свидания, — громко говорит напоследок всем Елена и быстро выходит за порог.
— Мальчики-девочки! — тут же останавливаю общий порыв поскорее выбраться из класса. — У меня дополнительная информация! Тихо! — кричу. — Дайте сказать!
Все друг друга успокаивать начали. Пятиэтажный даже съездил кому-то по загривку, чтобы тот заглох. В общем, совсем меня народ зауважал.
— Неувязочка, братцы, — говорю. — У меня завтра тоже день рождения. И я вас тоже всех приглашаю.
Тут уж в классе совсем тихо стало.
— А как же Елена? — спрашивает кто-то.
— Я же не виновата, — говорю, — что в один день с ней родилась.
Народ призадумался. Друг на друга поглядывают.
— Нет, — продолжаю после паузы, — в конце концов, я не настаиваю. Кто хочет — к Елене. Кто хочет — ко мне.