Неспортивное поведение
Шрифт:
Поцелуй ее.
Поцелуй ее.
Мне нужно ее поцеловать.
Высосать печаль из этого рта, прижать мои губы к этим слезам, чтобы все это исчезло.
Заставить ее забыть.
Или, может быть, заставить нас обоих помнить.
В первую очередь, почему это было так хорошо.
Почему я все еще так боялся того, что мне хотелось, чтобы Кинси была подо мной, хотелось скользнуть в нее, пока она будет смотреть с пристальным вниманием.
— Мне нужно найти отель или что-то в этом роде.
— Или что-то в этом роде. — Я
— Думаю, я знаю, где есть свободное место.
Ее голова отклонилась назад, эти губы раздвинулись достаточно, чтобы вдохнуть достаточно воздуха, чтобы, вероятно, накричать на меня, чтобы я перестал управлять жизнью Кинси, как ее брат. Вместо этого она закрыла рот и посмотрела вниз, прежде чем сказать:
— А там есть HBO?
— Возможно.
— А там предоставляются равные права по использованию пульта от телевизора?
— Конечно… Я же не монстр. — Одно биение сердца, два, я почувствовал что, чем дольше она ко мне прикасалась, тем стремительней учащался мой пульс. — Тебя там даже будут кормить.
— Вау. Как шикарно. — Кинси улыбнулась сквозь слезы. — Это звучит слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Да, но ничто не бывает бесплатно.
— Я догадалась.
— Но, возможно, тебе понравится оплата.
Она закатила глаза.
— Я не буду с тобой спать, Миллер.
Щеки ее были ярко-красными, глаза ясными, губы сжались, словно она старалась не думать о том, как мы поцеловались в последний раз.
— Разве я что-то говорил о сексе?
— Нет, но…
— Один поцелуй, — закончил я.
— Один поцелуй? — ее глаза сузились. — А потом я смогу спать у тебя в свободной спальне?
— Один поцелуй, — повторил я. — Безобидный.
Мы оба знали, что это ложь.
Не было ничего безобидного в том, как мы соприкасались, как и не было ничего безвредного в том, каким он был на вкус. Ее, вызывающий зависимость вкус, мог бы стать моей погибелью, и хотя я это знал, но все равно «зажег спичку и махал ею», пока он не обожжет мои руки чертовски сильно.
— Хорошо. — Кинс закрыла глаза. — Вперед.
Ее лицо было лишено эмоций, совершенно спокойным.
— Это не то, что я имел в виду.
Один глаз открылся, затем второй.
— Ты сказал «один поцелуй»?
— Правильно, но ты должна меня поцеловать.
— Миллер! — Ее голос был раздраженным. — Это то же самое.
— Если бы это было одно и то же, ты бы не спорила со мной, не так ли? Но, эй. — Я немного отстранился, чтобы между нашими телами было несколько сантиметров. — Если ты предпочтешь снять гостиничный номер, используя, как я предполагаю, деньги брата… — это был удар ниже пояса. Один из тех, что напомнил Кинси, что, как бы она ни ненавидела своего брата в тот момент, он был причиной, по которой девушка могла жить и дышать черлидингом, это была ее жизнь.
Потому что она зарабатывала охренительно мало.
Это была игра.
Я использовал
Но я был отчаявшимся человеком.
Отчаянно хотел ее поцелуя, прикосновения и, может быть, просто отчаянно хотел доказать и ей и себе, что что-то между нами может быть хорошим.
Даже если это означало, что это не может длиться вечно.
— Прекрасно. — Рукой она сжала мою рубашку и встала на цыпочки. Я позволил ей притянуть меня до ее уровня. Мне хотелось встретиться с ней на полпути.
Но это разрушило бы мой замысел.
Поэтому я пригвоздил к полу свои гигантские ноги и ждал первого касания ее губ.
В гипнотическом, сжимающем сердце движении, ее рот слился с моим, ее губы замедлились.
Один шаг.
Два.
Ноги Кинси переплелись с моими, ее бедра наткнулись на мои, и я глубоко вздохнул через ее легкие, через ее рот, сделав моим. Заявляя права на воздух, на пространство между нашими телами.
Между нами распространился жар. Кинси медленно скользнула ладонью вверх по моей груди и обхватила мою шею, а затем другой рукой, и повисла на моем теле. Я поднял Кинси за попку и посадил на столешницу, ни на секунду не отрываясь от желанных губ, вытягивая каждый поцелуй из ее рта, как наркотик. Всего лишь еще одна доза, а затем еще одна.
Слова, которые были сказаны между нами, сжигали дотла, окутывали дымом. Поцелуй усилился, а потребность утроилась. Я, не торопясь, целовал гибкую шею. Пробовал, а затем снова заявлял права на губы.
Ее язык изучал мой рот, медленно, нежно, затем Кинси отстранилась и схватила меня за бицепсы, впиваясь пальцами в мою кожу достаточно сильно, чтобы остановить мое нападение на ее рот.
— Один поцелуй, — повторила она, хриплым голосом.
— Это был один поцелуй, — поправил я.
— С чего ты так решил?
Я заправил за уши ее волосы, она слегка вздрогнула.
— Потому что мой рот ни разу не отрывался от твоей кожи.
Хотя мне снова хотелось притянуть ее в свои объятия, чертовски сильно ее поцеловать и раздеть.
Я этого не сделал.
Я сделал шаг назад, и еще один, затем повернулся и схватил сумки Кинси.
— Мы должны идти.
— Точно. — Кинси соскользнула со столешницы, прижала ладонь к своему раскрасневшемуся лицу, затем обошла квартиру, подняла последнюю сумку, подобрала пару шлепанцев, которые бросила мне в лицо. — Спасибо за это…
— Именно это делают друзья.
Не знаю, почему я это сказал.
Почему я снова нарисовал эту чертову линию на песке.
Возможно, это было самосохранение.
Или мой мозг защищал каждый оставшийся кусочек моего сердца.
Потому что за эти несколько коротких минут мог поклясться, Кинси не просто целовала меня, она высасывала боль и, в первую очередь, заставляла забывать причины, по которым я помог удалить ее из страны.
И все причины, по которым я сделал бы это снова.