Несравненное право
Шрифт:
— Плохо дело! — На сей раз он отреагировал. Еще бы, к предчувствиям, снам и прочей дребедени эльфы относились с большим уважением. — С кем и что должно случиться?!
— Если б знала, сказала, — я отчаянно злилась, но не на Клэра, а на себя, потому что совершенно не представляла, что это на меня накатило. Чем-чем, а пророческим даром меня Творец обделил, да и не смахивало то, что со мной творилось, на всяческие мистические откровения, как их описывают в священных книжках. Просто душу давила отвратительная тяжесть, и я не могла думать больше ни о чем. Я честно попробовала осмыслить свои ощущения, но не преуспела.
— Клэр, — наконец объявила я, — я не понимаю, что со мной. Но я знаю, что это страшно.
— Хорошо, пойдем, — художник начал торопливо собираться, — что бы это ни было, но с тобой связана какая-то тайна. Расскажем Эмзару или, если он занят, Астену.
Я согласно кивнула головой. Это было разумным решением, до которого я могла бы дойти и своим умом. Братья-Лебеди были самыми сильными магами Убежища, и они находились на моей стороне. Клэр наконец уложил свои драгоценные краски, и мы быстро пошли, почти побежали по узкой тропке, огибавшей край болота. Летом мимо нас проносились бы зеленые и голубые стрекозы, сейчас же мне на щеку упала одинокая снежинка. Видимо, сорвалась с дерева. Клэр для эльфа шел не очень быстро, но я едва поспевала за его легкими текучими шагами. Мы не разговаривали, было не до того. А потом сдавивший мое сердце кулак разжался так же неожиданно и сразу, как и появился. Я перевела дух и хотела уж сказать своему спутнику, что тревога оказалась ложной, но слова застряли у меня в глотке. Клэр стоял, обхватив виски руками, и был бледен, словно покойник, а на обычно безмятежном лице застыло такое отчаянье, что мне стало жутко. Я попробовала окликнуть его, но он не услышал. Бросил свои краски вместе с начатым рисунком прямо в грязь и кинулся вперед. Я сразу же отстала — бегать наперегонки с эльфами могут разве что кони. Но мой страх прошел, и я вновь начала соображать. Догнать Клэра я не могла, но я могла подобрать его вещи и продолжить путь к Эмзару. Если то, чего я боялась, уже случилось, мне в любом случае придется рассказывать о своих ощущениях. Кто знает, вдруг это какой-то новенький вид ясновидения? Должна же во мне быть хоть какая-то магия, иначе зачем бы меня тут держали?!
Я как могла быстро пошла по тропке, и за первым же поворотом наткнулась на тех, кого хотела бы встретить меньше всего. На моем пути стояла Эанке Аутондиэль, отступать мне было некуда, а прятаться не за кого. Эльфийка была вместе с мрачноватым эльфом, которого я видела мельком раз или два. На меня же красотка уставилась с тем непередаваемым выражением, с которым благородная дама взирает на неожиданно оказавшуюся на ее дороге крупную жабу. В этой неприятной ситуации утонченность не позволяет подобрать юбки и завизжать, падать в обморок нельзя — грязно, а реагировать как-то надо. Я не нашла ничего лучшего, чем повести себя, как вышеупомянутая жаба, а именно, сохранить полную невозмутимость. Мне нужно было вперед, и я шла вперед.
Правду сказать, мне было страшно. Очень страшно. Я не забыла наше недавнее приключение, когда только магия Тины и своевременное появление Астена спасло нас от серьезных неприятностей. Сейчас же я была совершенно одна, и Эанке со своим спутником могли сотворить со мной все, что угодно. Кстати, этот надутый красавец — я вспомнила, он был из Дома Лилии, от которого Астен советовал держаться подальше, — уставился на меня так, как будто я была не просто жабой, а жабой ядовитой, огнедышащей и в придачу ко всему ярко-фиолетовой.
Я продолжала упрямо идти прямо на них. А что мне еще оставалось? Вся моя сила заключалась в неясных слухах о моем якобы могуществе, слухах страшных и загадочных, но ничем пока не подтвержденных. Я чувствовала, как у меня по спине бегут мурашки, платье под плащом стало липким и тяжелым, но я шла, глядя прямо и чуть вверх на поднимающийся над островом лунный серп.
Когда я почти поравнялась с Эанке, та заговорила, и в ее голосе я ясно почувствовала свою смерть. Эльфийка приказывала мне остановиться и ответить на какой-то ее вопрос, я же продолжала идти, сосредоточившись на луне и повторяя про себя всплывшие в мозгу дурацкие ритмичные строчки, памятные еще по Тарске.
Как ни странно, они расступились, освобождая мне проход. Это испугало меня еще больше, но я продолжала маршировать, не оглядываясь, так как оглянуться означало выдать свой страх. Да какой там страх — древний холодный ужас. Я топала вперед и… с ходу налетела на кого-то, стоявшего посредине тропы. Ужас наконец прорвался наружу, я дико вскрикнула. У меня перед глазами все поплыло, и я в последний раз в жизни потеряла сознание. К счастью, ненадолго. Придя в себя, я обнаружила, что пребываю в объятиях Астена, сосредоточенно вглядывавшегося в мое отнюдь не прекрасное лицо:
— Они что-то с тобой сделали?
— Нет, — честно ответила я, — просто я ужасно перетрусила. Шла вперед, ничего не соображая, думала только о том, чтоб не оглянуться.
— Тут было чего испугаться. — В сумерках разобрать выражение лица было трудно, но голос Астена звучал устало и невесело. — Не появись я, они бы вряд ли так просто тебя отпустили. Но как вышло, что ты осталась одна? Мы же договаривались, что прогулок в одиночку и даже вдвоем с Тиной больше не будет…
Разумеется, я ему рассказала все. Кажется, на этот раз у меня вышло довольно толково, во всяком случае, принц ни разу меня не перебил, разве что произнес какое-то короткое заклинание; и камень, украшавший тонкий серебряный обруч, который Астен последнее время носил не снимая, засветился мягким серебристым светом. От этого и без того грустное лицо эльфа приобрело вовсе потусторонний вид, как у святого со старой иконы. Я в своей способности в самый неподходящий момент думать Проклятый знает о чем, поймала себя на мысли, что наши клирики где-то откопали старые эльфийские портреты и переделали в святые образа. Вряд ли люди, даже причисленные Церковью к лику святых, обладали той совершенной и как бы бесплотной красотой, какую они обрели на иконах. А вот для эльфов это было обычным делом.
Я невольно улыбнулась этой своей фантазии. Как ни странно, после обморока мне стало свободно и легко, словно страх, вызванный встречей с Эанке, и дурацкие предчувствия, охватившие меня на болоте, пригрезились в дурном сне. А реальностью были объятия Астена и его огромные ласковые глаза.
Нет. Так дело не пойдет. Он, конечно, хорошо ко мне относится, да и как иначе, раз об этом его просил родной сын, но эта его доброта не должна меня обманывать. Между Перворожденными и людьми не может быть ничего большего, чем дружба. Я невольно отстранилась от Астена, который, разумеется, этого даже и не заметил, он глядел куда-то в пространство. Такие лица бывают или у тех, кто молится, или у тех, кто творит заклятия. Судя по всему, этим принц-Лебедь и занимался. Наконец он вздохнул и повернулся ко мне.
— Я нашел Клэра, он здесь, совсем рядом… И, боюсь, ты была права, и случилось самое страшное. Его мысли сейчас… как бы это сказать, — эльф посмотрел на меня с выражением эландца, собирающегося объяснять жителю Атэва, что такое снег… — дело в том, что я могу слышать мысли тех, кого знаю, если те не очень далеко. Но мысли Клэра сейчас словно горячие уголья, к ним не притронуться, а мыслей Тины я не слышу. Никаких. Я могу найти только одно объяснение — с ней что-то случилось. Что-то непоправимое.
— Найдем их, — потребовала я от Астена. Ничего глупее придумать я не могла, но тот кивнул золотистой головой.
— Конечно, найдем. Они где-то рядом.
Они действительно были рядом. В одном месте кусты боярышника росли не так густо, как везде, и, зная этот лаз, можно было изрядно сократить путь с берега в поселение. Тина эту дорогу, видимо, знала. Она возвращалась к нам с красками и корзинкой, в которой лежали все еще теплые хлебцы, вино и раскатившиеся теперь по маленькой треугольной полянке розовые яблоки. Смерть, похоже, была мгновенной. Это была не магия, а простая, хоть и очень красивая, стрела. Белоснежная эльфийская стрела, прекрасная, как все, что создавал Дивный Народ. К несчастью, стреляли они так же безупречно.