Нестор-летописец
Шрифт:
20
В Киев вернулась едва половина тех, кто ушел на Альту шесть дней назад, — без оружия и броней, в исподних рубахах. Дружина была в разброде. Кмети разошлись по домам, а жившие при княжьем дворе не высовывали носа из гридниц и молодечных. Бояре и прочие старшие мужи, переживая позор, тоже не казались князю на глаза. Так бы и сидели в своих хоромах и ждали, когда половцы постучат в ворота Киева. Но тут случилось доселе неслыханное.
Городовое ополчение, изрядно общипанное, злое на князя и на тысяцкого, прибежало
Утром того дня, когда в церквах пели хвалу Воздвиженью Креста, горожане собрались на торговой площади Подола, устроили вече. Звон вечевого била слышали даже на Горе, но волнению черни сперва не придали смысла. Бесятся простолюдины — что с того?
Изяслав с Всеволодом стояли на службе в Десятинной церкви, молились о спасении русской земли от поганых. Святослав со своей дружиной и полуживым воеводой поскакал с Альты прямиком в Чернигов. Половцы, по слухам от гонцов, идти на Киев пока не собирались. То ли выжидали, то ли на Руси им повсюду хватало добра. Можно было выдохнуть и от души поставить в церкви толстую свечу.
В это время на Подоле, вдоволь наоравшись и надсадив глотки, снаряжали к князю послов. Отобрали десятерых, всем вечем проводили до Боричева взвоза и вернулись на торг ждать ответа. Половина послов была — битые ополченцы, другая — посадские молодчики, не успевшие седмицу назад отобраться в ратную тысячу. На главную площадь Горы они явились с такими нахальными рожами, что гриди не хотели пускать их дальше. Послы подняли шум, и князья поневоле услыхали желание черни: все княжьи хоромы — три каменных терема, и в придачу Десятинная церковь — стояли близко. Изяслав, крепко поморщившись, будто испил прокисшего вина, вышел на паперть и недовольно воззрел на посадских. Те, отринув стражников, подошли к церкви и поснимали шапки.
— Здрав будь, князь, — молвил самый старший.
— И вам того же, коли не врете, м о лодцы.
— Чего нам врать, князь-отец. Мы к тебе с наказом от вольного киевского люда.
— Ну, говорите, с чем пожаловали, — хмуро дозволил Изяслав.
— Хотим воевать с проклятыми куманами. Не дело это, что поганые расселись по нашей земле и татьбу с разбоем учиняют. Дай нам, князь, оружие и коней, заново с ними сразимся.
— Хотим воевать. Не дело это. Сразимся! — разноголосо поддержали его остальные.
— Сражаться захотели? — усмехнулся Изяслав. — А кто поведет вас?
— Да вроде Косняч должен, — озадачился старшой. — Все ж какой-никакой…
— Ну так у него и просите оружие да коней. Я вам ничего не дам. Храбры сыскались! А не то идите на Альту — там подбирайте брошенное.
— Насмехаешься, князь! — сдвинул брови старшой. — А коли так… — Он оглянулся на прочих послов, охрабрел: — Не надобен нам больше Косняч, другого над тысячей поставь!
— Не надобен Косняч! Другого ставь! — единодушно взроптало посольство. — Гнилой он тысяцкий!
Изяслав с угрозой сощурил глаза.
— Это кто вас подучил на моих бояр пасть разевать, люд киевский? Уж не полоцкие ли дружинники?
— Нам полоцкие не указ. — Послы переглянулись. — Мы сами по себе.
— Вон пошли!! — рявкнул Изяслав и указал пальцем на вытянутой руке. — Вон!!!
Для верности он притопнул ногой.
— Ну, извиняй, князь, — сказали послы, нахлобучивая шапки, — если что.
Они развернулись и пошли прочь.
— И не очень-то там, — прокричал им вслед Изяслав. — Если что, управу-то найду!
— Эх, князь! — донесся от послов вздох. — Мы по-хорошему хотели.
Изяслав встретился взглядом со Всеволодом.
— Напрасно ты так, брат, — качнул тот головой.
— Молчать! — прикрикнул и на него киевский князь. — Я старший!
И гневно вернулся в церковь.
Послы несолоно хлебавши вернулись на торг. Рассказали, как было дело. Вече, разогретое за то время даровой медовухой от лавочников, распалилось еще больше княжьими словами. Речи звучали все зашибчивей и для князя возмутительней. Тут в середину пролез седобородый старец с костяными оберегами на груди и резным посохом.
— Дивлюсь вам, киевские люди, — задребезжал он и воздел кверху руки с палкой. — Князь ваш плюет вам в глаза и ни во что ставит голос веча, а вы терпите! Где твоя вольность, гордый Киев? Пошто подставляешь свою выю под воловье ярмо?
В толпе одобрительно зашумели.
— Дело говорит волхв!
— Надо волю нашу явить…
— …чтоб неповадно было князю с боярами кабалить нас как холопьев.
— У холопов своего голоса нет, а у нас есть!
— Косняча долой! Хватит, попил кровушки!
С тысяцкого и порешили начать.
Всей толпой, опять же, пошли по Боричеву к Горе, минули ворота и в давке кого-то чуть не потоптали. Полукружной улицей подобрались к Коснячковым сказочным хоромам с дюжиной крутобоких главок. Там уже будто знали: вход во двор на крепком запоре, верхние оконца — видно — закрыты ставнями, да щели оставлены, холоп отвечает невежливо. Разве что коньки с петушками на охлупнях теремных главок не ржут и не кукарекают.
— Нету хозяина! — гаркнул холоп. — Прочь идите!
— Ворота выломаем! Вон и бревно валяется, будто для нас положено.
— Дворовые отроки стрелять будут, — предупредил холоп.
Вече подумало и сказало:
— Ну и пес с тобой.
— Пойдем снова к князю! — зашумели люди. — Косняч на потом останется.
Слухи о мятежном вече летели по Киеву с быстротой пущенной стрелы. Толпа разбухала на глазах. Со всех концов на Гору прибывали ремесленники, лавочники, дворские рядовичи, бездельные холопы и мальчишки.