Нестор-летописец
Шрифт:
— Вдвоем им веселее будет, да и к делу ближе, — сказал он Захарье.
Вдвоем — это с Киршей, сыном новгородца. Кирша был бойкий беловолосый отрок, одногодок Несды. Они быстро подружились.
Захарья еще долго стоял на пристани, с тревогой смотрел вслед лодьям. Рядом с ним дядька Изот махал на прощанье рукой и украдкой утирал глаза. Несда поначалу тоже взгрустнул, но скоро отвлекся на иное. Чем дальше по Днепру уходили лодьи, тем величественнее распахивался вид стольного града Киева. Тесные строения Подола, укрытые тынами купецкие дома, главки деревянных храмов будто врастали в землю, становились ниже. Крутой береговой обрыв все более делался плоским, приземистым. Наоборот, Княжья Гора — город князя Владимира — все более открывала свою красу. Над белыми стенами, венчавшими Гору, парили купола Десятинной и прочих церквей, темнели узорные верхи княжьих палат и боярских теремов. Чуть правее выглянула верхняя, самая большая глава Святой Софии, словно прощалась с Несдой от имени всего собора.
Никто лучше Илариона-митрополита не восхвалил красу Киева:
Узри же и город, величеством сияющий,
узри церкви цветущие,
узри христианство растущее.
Узри город, иконами святых освещенный и блистающий,
и фимиам курящийся,
и хвалами, и молитвами, и песнопением святым оглашаемый.
И все это увидев, возрадуйся и возвеселись…
— Красиво, — сказал Кирша, встав подле. — А Новгород все равно красивей.
— Почему это? — спросил Несда. — Киев и древнее, и по княжеству старше, и крестился первым.
— Лучше и красивее родимого города все равно ничего нет, — рассмеялся новгородец. — Вот почему.
— А-а, — заулыбался Несда.
— Гляди-ка, наше посольство нас обгоняет! Ходко идут!
Новгородцы, прибывшие в Киев с епископом Стефаном просить себе князя, после убийства владыки еще месяц сидели в городе. Вели переговоры с Изяславом, но ничего не выторговали себе. Когда на столе вокняжился полоцкий Всеслав, исконный враг Новгорода, пришлось им и вовсе, докончив попутные торговые дела, убираться несолоно хлебавши. Видно было — торопятся послы, идут на сорока веслах.
— Новгород останется без князя? — спросил Несда.
— По мне, так можно и без князя, — заявил Кирша. — Вече-то на что? У нас в вече не какая-нибудь простая чадь кричит, а бояра знатные, родовитые!
— Без князя нельзя. Кто же мир между боярами творить будет?
— Ну в общем да, — Кирша почесал в затылке, — бояра у нас драчливые. Чуть что могут и бороду друг дружке выдрать. А не то мечом знатно помахать.
— А твой отец не боярин?
— Не, мы купцы помельче, — гордо ответил Кирша. — Но в Людином конце нас каждая собака знает. Мой дед был сотским в городовой рати и ходил на дикую емь с князем Владимиром Ярославичем. А потом на греков до самого Царьграда! Только вернулся со слепыми глазами.
— Почему?
— Греки взяли в плен много новгородцев вместе с воеводой Вышатой. И сделали так — девяти выжигали ярким светом зрение, а десятому оставляли, чтоб был поводырем. Воеводе тоже очи выжгли. Потом всех отпустили, когда кончилась война.
— А когда она была? — спросил Несда, ничего о тех событиях не слышавший и не читавший.
— Ну… при князе Ярославе еще. Греки тогда русскую торговлю сильно притесняли. Вот князь и послал на них сына. А Вышатин сын у черниговского князя ныне воеводой. Наши теперь тоже в Чернигов плывут, — Кирша показал на лодьи новгородского посольства, — у Святослава для Новгорода князя просить.
Два посольских корабля и впрямь, не успев скрыться из виду, перешли из Днепра в Десну, бежавшую к Чернигову.
Для Несды новгородец был словно сундук с богатствами, куда не зазорно запустить руки. Неведомые прежде и удивительные знания сыпались из Кирши, как горох из рваного мешка. Они говорили обо всем: от игры в тавлеи и шахи-маты, до путешествий новгородских даньщиков к Студеному и Полночному морям, в землю лопарей, самояди и вовсе непонятной далекой югры. И, наверно, более благодарного слушателя у новгородца не было никогда.
Чем далее на полночь, тем чаще хмурилось небо, пестрее одевались берега и темнее делалась речная вода. Паруса лодий рвало ветром, и уже не снимали кожаные навесы, оберегавшие товар и людей от холодного дождя. Однажды, на границе Смоленской земли, после стоянки у Рогачевского погоста, обоз догнала скедия с медведем на парусе. Зверь вздымался на двух лапах и скалил пасть. За скедией поспешала торговая лодья — видно было, что порожняя.
— Полочане! — с презрением сказал Кирша и отвернулся, засвистев.
Днепр — срединная река Руси, хребет ее земель, торная дорога, которой ходили все — куда и откуда угодно. По притокам Днепра и через волоки попадали в любую другую реку, в любое княжество, в любую сторону света.
Несда отворачиваться не стал, хоть и у него была обида на полоцких. На носу обгонявшей лодьи стоял муж, которого он узнал: один из тех, препиравшихся в Десятинной церкви с попом Никифором. Только тогда он был дружинник, а теперь будто бы купец, и правую руку держит на груди в перевязи.
— Почему Полоцк враждует с Новгородом? — спросил Несда.
— Князь Всеслав считает нашу землю своей, — со злым надрывом сказал Кирша. — Когда-то было одно племя — кривичи. Теперь часть кривичей живет в Полоцком княжестве, другая в Новгороде, а третья в Смоленске. Но в нашей земле живут не только кривичи. Еще словене, меря и чудь. И колбяги. Варяги тоже давно обжились, особо в Ладоге. Всеславу неймется оттого, что Новгород — первый в торговле с варяжскими странами. Он хочет, чтобы торговля шла не через Волхов, а через Двину. Но у него не получится. — Кирша сжал кулаки. — Новгород — всей русской торговле голова!
— А я думал — Киев, — простодушно молвил Несда.
— Еще что! Ты вот давеча говорил, будто Киев по княжеству старше. У нас другое бают.
— Как это? — изумился Несда. Он-то думал — киевское первенство никто не оспорит. А тут на тебе — иное бают. Да как такое может быть? Разве ход земных событий и человеческих деяний, где бы они ни совершались, — по-гречески это зовется историей, — не един для всех?
— Ну вот слушай. У вас в Киеве песельники поют про Кия и от себя выдумывают много разного. А у нас в харатьях точно записано — первым князем на Руси был Рюрик, которого позвали княжить в Новгород. Когда он умер, его родич Олег пошел вниз по рекам и дошел до места, где ныне Киев. Тогда это было селение, вроде погоста. А еще раньше туда пришли два боярина Рюрика и назвались князьями. Олег их убил и сам стал править. Так Новгород остался без князя. Олег своим уходом нарушил ряд, который заключил с новгородцами, и с тех пор у нас не любят князей.