Несуществующий рыцарь

Кальвино Итало

Она вскакивает, отталкивает Рамбальда.

— Ты! Ты! — кричит она полным ярости голосом, а из глаз брызжут слезы. — Ты! Подлец!

Она уже встала на ноги и потрясает мечом, замахивается им на Рамбальда, опускает клинок ему на голову, но плашмя, оглушает его, так что он, подняв безоружные руки — то ли для того, чтобы защищаться, то ли чтобы обнять ее, — успевает только проговорить:

— Но скажи, скажи, разве не было хорошо? Потом он валится без чувств и лишь смутно слышит топот коня — это она скачет прочь.

Если несчастлив

влюбленный, который только воображает поцелуи, не зная их вкуса, то в тысячу раз несчастнее отведавший их вкус и тотчас же от них отлученный. Рамбальд по-прежнему живет жизнью неустрашимого воина, его копье прокладывает дорогу там, где схватка всего гуще. Когда среди мелькания клинков он замечает темно-синий отсвет, то бросается к нему с криком: «Брадаманта!» — но всегда тщетно.

Единственный, кому он хотел бы поведать о своих муках, исчез. Иной раз, когда Рамбальд кружит по лагерю, особенно прямая осанка каких-нибудь лат или резкий жест поднимаемого налокотника заставляют его вздрогнуть, потому что напоминают Агилульфа. Что, если рыцарь не растворился, что, если нашел себе другие доспехи? Рамбальд подходит и говорит:

— Не сочтите за обиду, сударь, но не могу ли я просить вас поднять забрало.

Каждый раз он надеется, что перед ним предстанет пустота, но всегда появляется нос, а под ним — завитые усы. Сказав: «Простите», Рамбальд уходит прочь.

И еще один человек ищет Агилульфа. Это Гурдулу, который всякий раз при виде пустого горшка, или трубы, или бадьи останавливается и кричит:

— Господин! Приказывайте, мой господин!

Однажды, сидя на лугу у обочины дороги, он произносил длинную речь в горлышко бутылки, но вдруг кто-то прервал его, спросив:

— Кого ты в ней ищешь, Гурдулу?

То был Турризмунд, который, торжественно отпраздновав в присутствии Карла Великого свадьбу с Софро-нией, ехал теперь с женой и пышной свитой в Курваль-дию, ибо получил от императора титул графа Курвальд-ского.

— Ищу хозяина, вот кого, — говорит Гурдулу.

— В этой бутылке?

— Его ведь никогда не было, моего хозяина, значит, его так же может не быть в броне, как и в бутылке.

— Да твой хозяин растворился в воздухе!

— Значит, я теперь оруженосец воздуха?

— Поедем со мной, будешь моим оруженосцем.

Они прибыли в Курвальдию. Страну нельзя было узнать. На месте деревень поднялись города с каменными дворцами, каналами, водяными мельницами.

— Ну вот, добрые люди, я вернулся, чтобы остаться с вами!

— Ура! Здорово! Да здравствует Турризмунд! Да здравствует его супруга!

— Подождите ликовать, пока сообщу вам, с чем приехал: император Карл Великий, пред чьим священным именем вы будете преклоняться отныне и впредь, пожаловал меня титулом графа Курвальдского…

— А-а… М-да… Карл Великий? Вот оно что…

— Вы не понимаете? Теперь у вас есть граф. Я буду снова защищать вас от притеснений, чинимых рыцарями Грааля!

— О, этих-то мы

уж давно выгнали изо всей Курвальдии. Знаете, мы так долго подчинялись и подчинялись… А теперь увидели, что отлично можно жить и ничего не платить ни рыцарям, ни графам… Возделываем землю, заводим ремесленные мастерские, мельницы, сами стараемся добиться, чтобы все чтили наши законы, защищаем наши границы — словом, дела идут, грех жаловаться… Вы юноша благородный, и мы не забудем, что вы сделали для нас… Мы вам рады, живите здесь, только на равных…

— На равных? Так вы не хотите признать меня вашим графом? Но ведь это приказ императора, не понимаете, что ли? Не исполнить его невозможно!

— Э-э, все говорят «невозможно»… Избавиться от этих служителей Грааля тоже казалось невозможно… А тогда у нас были только ножи да вилы… Мы никому не хотим зла, а вам, господин, менее всего… Вы ведь хоть молодой, да ранний и знаете много такого, что нам и невдомек. Если вы тут останетесь на равных с нами и не будете самоуправствовать, то, может, и станете среди нас первым…

— Турризмунд, я устала от всех превратностей, — сказала Софрония, поднимая покрывало. — Здешние люди выглядят разумными и учтивыми, а город — красивее и богаче многих… Почему бы нам не постараться прийти к согласию?

— А наша свита?

— Они все станут гражданами Курвальдии, — отвечали жители, — и каждый будет получать, сколько заслужит.

— И мне придется считать ровней своего оруженосца, вот этого Гурдулу, который даже не знает, существует он или нет?

— Узнает, научится… Мы тоже не ведали, что мы есть на свете. Существовать тоже нужно учиться.

XII

Книга, вот ты и кончена. Под конец я кинулась писать сломя голову. Переходя от строки к строке, я перескакивала от племени к племени, через моря с материка на материк. Что за неистовство, что за нетерпение обуяло меня? Как будто бы я все время чего-то жду. Но чего ждать сестрам, удалившимся сюда затем, чтобы избегнуть всегда изменчивых случайностей мира? Чего я жду, кроме новых страниц, которые придется исписать, и привычных ударов монастырского колокола?

Но вот я слышу, как вверх по крутой дороге скачет конь, вот он останавливается прямо у ворот монастыря. Рыцарь стучится в них. Из моего окошка его не видно, но я слышу его голос:

— Эй, добрые сестры, эй, послушайте!

Разве это не тот голос — или я ошибаюсь? Нет, тот самый! Голос Рамбальда, который столько раз звучал на этих страницах. Что нужно тут Рамбальду?

— Эй, добрые сестры, сделайте милость, скажите, не нашла ли в вашей обители прибежище знаменитая воительница по имени Брадаманта?

Конечно, разыскивая Брадаманту по всему свету, Рамбальд должен был заехать и сюда.

Я слышу голос сестры-привратницы, она отвечает:

— Нет, рыцарь, тут нет никаких воительниц, есть только бедные набожные женщины, что отмаливают твои грехи!