Несущие ветер

Прайор Карен

Идеалом был бы звуковой фильм, полностью запечатлевший каждый сеанс дрессировки, но тут возникали два «но». Во-первых, это было бы чересчур дорого. А во-вторых, в кинокамеру можно зарядить в лучшем случае 120 метров пленки, которых хватает всего на двенадцать минут. Либо нам придется делать перерывы для удобства оператора, либо оператор примется перезаряжать камеру как раз в ту минуту, когда начнется что-нибудь по-настоящему интересное.

Мы решили проводить эксперимент в Театре Океанической Науки, потому что там можно было вести наблюдение одновременно и сверху и снизу сквозь стекло. Нам пришло было в голову, что видеозапись дешевле киносъемки и не требует таких частых перерывов, но выяснилось, что в Театре Океанической Науки слишком слабое освещение. Фактограф тоже не годился – для него программа была слишком сложной и насыщенной.

Наиболее практичной представлялась магнитофонная регистрация словесного описания. Но мы явно не могли обойтись одним наблюдателем, поскольку он далеко не всегда мог бы следить за животным одновременно сверху и из-под воды. Кое-какие выдумки Малии мы с Ингрид упустили только потому, что обе следили за ней сверху.

Мы решили, что нужны три человека: дрессировщик, наблюдатель и еще один наблюдатель на трибуне, следящий за животным сквозь стекло. Наш электронный «термит» обещал обеспечить нас всех троих микрофонами так, чтобы запись шла на одной ленте. И еще он обещал снабдить нас наушниками, чтобы мы могли переговариваться с помощью микрофонов, а не перекрикиваться через бассейн или объясняться с помощью жестов, как у нас с Ингрид давно вошло в привычку.

«Термит» подсчитал, во что обойдется такое оборудование. Получилось не слишком дорого. А поскольку ВМС оплачивали эксперимент наличными, мы могли пригласить в качестве наблюдателей достаточно квалифицированных специалистов. Доктор Леонард Деймонд, профессор Гавайского университета, рекомендовал мне двух своих аспирантов-психологов – Дика Хаага и Джо О’Рейли. Кроме ведения наблюдений они согласились сделать анализ записей, а также их статистическую обработку, которая потребуется для подготовки полученных результатов к печати.

Малия, конечно, для этих экспериментов не годилась. Она приобрела слишком большой опыт в подобных заданиях, а нас интересовал как раз процесс его накопления. Наш выбор остановился на Хоу, еще одной самке стено, содержавшейся в дрессировочном отделе. Мы перевели Хоу в Театр Океанической Науки, поместили ее в одном бассейне с Малией и приступили к работе.

Составив удобное для всех нас расписание, мы обычно проводили два-три коротких сеанса с Хоу до открытия Парка. Конечно, было бы интересно экспериментировать на глазах у зрителей, но установка магнитофона, регистрация происходящего и все прочее отнимало столько времени, что включать эту работу в представление было нерационально.

Хотя у нас не было возможности вести киносъемку каждого сеанса, управление пожелало получить короткий документальный фильм о ходе эксперимента, а потому нам выделили кое-какие средства на кинооператора. Мы старались снять каждый закрепленный поведенческий элемент, даже если приходилось проводить специальные сеансы только для оператора, во время которых «закреплялись» уже закрепленные движения. Как подействуют на Хоу такие повторные сеансы, будут ли они полезны или вредны для процесса научения, мы заранее сказать не могли. Однако в эксперименте с Малией повторения, которых не удавалось избежать, не помешали ей воспринять идею новизны, а потому мы надеялись, что они не собьют и Хоу.

По характеру Хоу была совершенно не похожа на Малию. Она гораздо быстрее «падала духом» и в первые же сеансы завела манеру плыть по кругу, дельфинировать, плыть по кругу, дельфинировать, плыть по кругу… не предлагая никаких других движений, замкнувшись в инерционном поведении на много долгих минут. Выяснилось, что заставить Хоу работать можно, только каким-нибудь способом нарушив эту инерцию. Мы попытались сформировать несколько поведенческих элементов – выползание из воды (на край бетонной платформы над бассейном), влияние хвостом, плавание над самым дном бассейна. Иногда, чтобы прервать бесконечное кружение и дельфинирование, мы давали Хоу пару рыбешек «просто так», без свистка, ничего не закрепляя, но это поднимало ее настроение и побуждало вновь попытать удачи. Характер Хоу был таким невозмутимым, что мы ни разу не наблюдали у нее симптомов раздражения вроде ударов хвостом по воде или «плюханья», какими реагировала на разочарование Малия. Ее наличный репертуар естественно повторяющихся движений был очень скуден.

Первые четырнадцать сеансов все проходили примерно так, как описано в следующем отрывке из научной статьи:

Хоу начинала каждый сеанс с демонстрации того элемента поведения, который поощрялся во время предыдущего сеанса. Иногда этот элемент снова выбирался для закрепления – в тех случаях, когда, по мнению дрессировщика, он не был раньше по-настоящему закреплен. Если первое движение не получало поощрения, Хоу проделывала весь репертуар движений, поощрявшихся на прежних сеансах, – «плюханье», дельфинирование, выползание и плавание брюхом вверх. Если поощрения не следовало, она начинала упорно повторять одни и те же движения – дельфинирование, переворот, кружение (Pryor K., Haag R., O’Reilly J. The Creative Porpoise: Training for Novel Behavior. – Journal of the Experimental Analysis of Behavior, 12 (1969), 653—661).

На тринадцатом сеансе Хоу все-таки предложила кое-какое наименование – плыла брюхом вверх, потом правым боком вверх, потом снова брюхом вверх. Получалось что-то вроде «пробочника» Малии. На следующем сеансе, два дня спустя, она опять поплыла так, и дрессировщики начали формировать это движение, доведя его до пяти полных оборотов. Однако на четырнадцатом сеансе ничего нового не произошло, и Хоу опять начала кружить.

На следующее утро, пока экспериментаторы устанавливали оборудование, Хоу еще во вспомогательном бассейне вела себя очень активно. Она дважды хлопнула хвостом – движение для нее совершенно необычное, и дрессировщик поощрил его тут же, во вспомогательном бассейне. Когда начался пятнадцатый сеанс, Хоу продемонстрировала движение, получившее поощрение на предыдущем сеансе – плаванье у самого дна, а затем движение, предшествовавшее этому («пробочник»), после чего начала привычное кружение и дельфинирование, добавив, правда, хлопок хвостом при вхождении в воду. Этот хлопок получил поощрение, и тогда животное соединило хлопок с «плюханьем», а затем начало хлопать независимо от прыжков, причем впервые демонстрировало движение по всему бассейну, а не только перед дрессировщиком. Когда десятиминутный сеанс закончился, получили поощрение 17 хлопков хвостом, а остальные не поощрявшиеся движения перестали демонстрироваться.

Шестнадцатый сеанс начался после десятиминутного перерыва. При появлении дрессировщика Хоу проявила бурную активность и сразу же начала демонстрировать «плюханье» с перевертыванием, падая то на брюхо, то на спину. Кроме того, она принялась кувыркаться в воздухе. Дрессировщик начал закреплять это движение – сальто, обычное для рода Stenella, но, как правило, не наблюдаемое у рода Steno, – а Хоу снова проявила бурную активность: плавала, описывая восьмерки (впервые!), и прыгала, прыгала, прыгала. Сальто она повторила 44 раза, перемежая его некоторыми уже закрепленными движениями, а также добавила три новых, прежде не наблюдавшихся движения: хлопки хвостом в положении на спине, боковые удары хвостом и верчение в воздухе (там же).

Короче говоря, Хоу поняла ситуацию. А когда она, наконец, разобралась в происходящем – когда она начала понимать, что добиться от нас свистка можно, только проделав что-то совсем новое, – ее охватила настоящая лихорадка изобретательства. Хотя мы закрепляли только сальто, она демонстрировала остальные новые движения и повторяла их все. Прежде она обычно ограничивалась двумя-тремя типами движений за сеанс, теперь же в течение одного сеанса она предложила нам восемь типов движений, причем четыре из них были абсолютно новыми, а два – сальто и верчение – стали заметно сложнее и с первого же раза были выполнены безупречно. На этом сеансе она продемонстрировала 192 движения, почти по девять движений в минуту вместо прежних трех-четырех, а к концу сеанса не только не замедлила темпа, как раньше, но, наоборот, начала его убыстрять, так что мы втроем уже были не в состоянии толком разобраться в этом вихре поворотов, прыжков, всплесков, ударов хвостом и бешеных метаний. Ингрид прекратила сеанс, выдав Хоу обильную премию из тридцати с лишним рыбешек.