Несущий Ночь
Шрифт:
— Губернатор? — снова позвал её Чанда, так и не дождавшись ответа Шонаи.
— Со мной все в порядке, — наконец отозвалась она голосом более резким, чем намеревалась. Шонаи отвернулась от бронированного оконного стекла и слабо улыбнулась своему главному советнику. — Извини, Алмерз. Я просто…
— Не нужно извиняться, мадам, это был кошмарный день.
— Да, — согласилась Шонаи. — Бедные Думак и Леотас, не могу простить себе их смерть.
Чанда кивнул:
— Мы все остро ощущаем их утрату, мадам.
— На месте Думака должна была быть я, эта пуля
— Он отдал свою жизнь, чтобы спасти вашу, — заметил Чанда. — Он до конца выполнил свой долг, как преданный представитель картеля Шонаи. Его будут помнить как героя.
— А Леотаса, каким будут помнить его?
— Дорогим другом, которого Император забрал от нас по своей воле.
Губернатор Микола Шонаи благодарно улыбнулась главному советнику и произнесла:
— Ты верный друг, Алмерз, но сейчас, прости, мне хотелось бы немного побыть одной.
— Как вам будет угодно, мадам, — кивнул Чанда, закрывая за собой дверь и оставляя губернатора Павониса наедине с её невесёлыми мыслями.
Микола Шонаи вновь повернулась к окну и в этот миг почувствовала, как железное самообладание оставляет её. Её друг и союзник Леотас Верген мёртв. Ушёл. Такие дела. Ещё сегодня утром он возбуждённо рассказывал всем о предстоящем браке своей дочери с сыном Талуна, рассуждал о начале нового века сотрудничества между картелями, но теперь он мёртв, и картель Верген остался без лидера. Как ни ненавистна была для Шонаи эта мысль, губернатор понимала, что мечта Леотаса о сотрудничестве скорее всего умрёт вместе с ним.
Несомненно, Талун будет доволен и всеми силами постарается, несмотря ни на что, даже на смерть Бергена, добиться заключения этого брака. Оно и понятно: так его сын фактически станет главой картеля Бергена. Разумеется, картель Бергена предпримет теперь всё возможное, чтобы воспрепятствовать этому союзу, но дочь Бергена славится своим упрямством, и только одному Императору известно, к чему может привести безвременная смерть Леотаса. Шонаи было жаль, что отношения молодых людей стали теперь политическим оружием, но такова жизнь на Павонисе…
И она продолжается — Шонаи отбросила мысли о любви, которая после гибели Леотаса тоже была обречена на смерть, и выглянула в окно на площадь Освобождения.
О Император, что творилось там! Пошёл дождь, смывая лужи крови и прочие следы сражения в сточные трубы, но Шонаи понимала, что никакой дождь не сможет так запросто смыть её тревоги. Булыжник площади был усеян телами, группы рыдающих людей толпились вокруг павших друзей и любимых. Как же вышло так, что день, начавшийся со столь благородных помыслов, вдруг обернулся кошмаром?
Ещё несколько лет назад Павонис был мирной планетой; борьба, которая велась по всей галактике, эту планету почти не затрагивала. Десятина выплачивалась вовремя, и время от времени, как и предписывал закон, молодые мужчины Павониса отправлялись на сборы в армии Императора.
Но как же всё изменилось!
Сегодня стол губернатора был завален измятыми документами, и в них говорилось о волнениях по всей планете. В Алтемаксе рабочие взяли приступом Управление Имперских расходов и сожгли здание; бунтовщики в Пракседесе не позволили команде инопланетного торгового корабля занять места на судне и разграбили груз… Ходатайство о компенсации шло следом.
А ещё Церковь Старых Принципов опять применила зажигательные бомбы — убито тридцать человек и практически полностью уничтожены производственные площади двух предприятий картеля Верген. Член картеля Аброгас ранен в одном из гетто Джотусбурга, ему повезло, и он выжил, хотя что он там вообще делал, так и осталось неясным. Возле Каэрнуса IV пираты-эльдары, изводившие Павонис в последние шесть лет, из засады напали на очередной корабль снабжения. Корабль как раз перевозил материалы и товары, которые должны были несколько уменьшить огромный долг Павониса перед Империей в виде запаздывавшей десятины.
Губернатор чувствовала, как невыносимо давит на неё тяжесть каждого провала, и размышляла, в чём же её ошибка и что ещё она может сделать. Она изо всех сил старалась обеспечить уплату десятины, которую требовал Администратум, но выжать из Павониса ещё хоть что-нибудь уже не могла.
Все производства были напряжены до предела, и лишь немногие из товаров, что они изготавливали, соответствовали требованиям. Её «десятинный налог» был попыткой компенсировать дефицит до той поры, пока не разрешится кризис, но налог вызвал бунты почти во всех крупных городах планеты. Шонаи пыталась объяснить создавшееся положение своему народу, убедить людей, что они испытывают лишения во имя блага Павониса, но как бы она ни крутилась, что бы ни предпринимала — все это, казалось, шло только во вред и ситуация с каждым днём лишь ухудшалась.
И здесь, в её собственной столице, в неё стреляли! Шонаи все ещё не могла в это поверить. Когда над площадью в звенящей от напряжения тишине прогремел первый выстрел, Думак бросился к ней и попытался увлечь её в безопасное место. Вспоминая это, губернатор зажмурилась, пытаясь прогнать от себя жуткую картину, но та вновь и вновь вставала перед её глазами: взрывающееся лицо Думака. Он упал и увлёк её за собой, и кровь и мозг Думака текли на Шонаи, пока тот содрогался в предсмертных конвульсиях.
Микола Шонаи вымыла волосы и отправила свой официальный костюм в стирку, чтобы хотя бы следы крови на нём не напоминали ей о смерти юноши. Переодевшись в свежий синий костюм, она всё равно, казалось, по-прежнему ощущала кожей горячую липкую кровь племянника. И вдруг Шонаи вспомнила свою младшую сестру, вспомнила, как та гордилась, услышав тайное признание Миколы, что однажды Думак примет у неё руководство картелем Шонаи. Теперь Шонаи показалось, что всё это происходило в какой-то другой жизни.