Несущий огонь
Шрифт:
Он и сам был элегантен — тёмно-синий плащ и на удивление чистые сапоги, кольчуга отполирована, борода коротко подстрижена, чёрные, как вороново крыло, короткие волосы стягивает золотой обруч. Золото украшало уздечку его коня, золотая цепь обвивала шею, рукоять меча сверкала золотом. Это был Казантин мак Эда, король Альбы, известный мне как Константин. Позади, на коне чуть поменьше — его сын, Келлах мак Казантин. Четыре всадника позади отца с сыном — два воина и два священника — сурово смотрели на меня, должно быть потому, что обращаясь к Константину, я не назвал его королём.
—
Келлах бросил взгляд на отца, словно спрашивая разрешения ответить.
— Можешь говорить с ним! — сказал король Константин, — но говори помедленнее и попроще. Он сакс, и потому не понимает длинных слов.
— Лорд Утред, — учтиво сказал Келлах, — я тоже рад тебя видеть.
Много лет назад, ещё мальчишкой, Келлах был моим заложником. Он нравился мне тогда и по-прежнему нравился сейчас, хотя я считал, что однажды мне придётся его убить. Теперь ему было около двадцати, почти такой же статный, как отец, с такими же тёмными волосами и яркими синими глазами, но, что неудивительно, ему недоставало спокойной уверенности своего отца.
— Как ты, парень? — спросил я, и глаза принца округлились от удивления, что я так назвал его, но он справился с чувствами и кивнул в ответ.
— Итак, король, — обратился я к Константину, — что привело тебя на мою землю?
— Твою землю? — Константин, казалось, удивился. — Это Шотландия!
— Ты должен говорить медленно и понятно, господин, — сказал я ему, — потому что я не могу понять эту чушь.
Константин рассмеялся.
— Как бы мне хотелось, чтобы ты мне не нравился, лорд Утред, если бы я тебя ненавидел, жизнь была бы намного проще.
— Меня ненавидит большинство христиан, — ответил я, глядя на мрачных священников.
— Но я могу научиться тебя ненавидеть, — продолжил Константин свою мысль, — если ты предпочтешь стать моим врагом.
— С чего вдруг мне это понадобится? — полюбопытствовал я.
— И правда, почему? — ублюдок ухмыльнулся, обнажив полный рот зубов, и я подивился, как ему удалось их все сохранить. Может, колдовство какое-то? — Но ты не станешь моим врагом, лорд Утред.
— Не стану?
— Конечно же нет! Я приехал заключить мир.
Я в это поверил — в той же степени, как верил, что орлы откладывают золотые яйца, феи в полночь танцуют в нашей обуви, а луна вырезана из хорошего суморсэтского сыра.
— Быть может, — сказал я, — нам лучше обсудить мир у очага, с кувшином хорошего эля?
— Видите? — Константин обернулся к своим хмурым священникам. — Я же говорил, что лорд Утред будет гостеприимным.
Я позволил Константину и пяти его спутникам войти в форт, но настоял на том, чтобы остальные ждали на расстоянии полумили, где за ними наблюдали мои воины, стоявшие на северном крепостном валу Вилбирига. Константин с притворной невинностью попросил меня пропустить всех его воинов внутрь, но я только улыбнулся, и он соблаговолил ответить ухмылкой. Армия скоттов может и подождать под дождём. Конечно, пока Константин мой гость, не случится никаких сражений, но они всё же скотты, а только глупец может пригласить больше трёх сотен скоттов в форт. Всё равно что открыть овчарню стае волков.
— Мир? — спросил я Константина после того, как нам подали эль, хлеб и нарезанный ломтями холодный свиной бок.
— Заключить мир — это мой христианский долг, — с благочестивым видом ответил Константин. Если бы то же самое сказал король Альфред, я знал бы, что он не шутит, но Константин умел тонко играть словами. Он понимал, что я не верю ему, как и сам он не верил в свои слова.
Я приказал принести в комнату столы и скамейки, но король скоттов не сидел, а бродил по комнате с пятью большими окнами. Снаружи было по-прежнему мрачно. Он потрогал остатки штукатурки на стене, потом коснулся почти незаметной щели между каменной стойкой и перекладиной двери.
— Хорошо строили эти римляне, — сказал он, словно о чём-то сожалея.
— Лучше, чем мы, — ответил я.
— Это был великий народ, — сказал Константин.
Я кивнул.
— Их легионы прошли по всему миру, — продолжал он, — но были отброшены от Шотландии.
— Отброшены от Шотландии или побеждены скоттами? — спросил я.
Король улыбнулся.
— Они пытались! Они потерпели неудачу! И потому возвели эти форты и эту стену, чтобы не дать нам разорять их провинцию. — Константин провёл рукой по каменной кладке. — Я хотел бы побывать в Риме.
— Я слышал, он лежит в руинах, — ответил я, — и населён волками, попрошайками и ворами. Ты почувствуешь себя там как дома, король.
Видимо, оба шотландских священника говорили по-английски — они прошипели проклятия в мой адрес. Келлах, сын короля, казалось, собрался возразить, но Константин остался равнодушным к моим оскорблениям.
— Но что за руины! — сказал он, жестом приказывая сыну молчать. — Какие величественные руины! Их руины превосходят наши самые лучшие дома! — Он повернулся ко мне, вызывающе улыбаясь. — Этим утром мои воины вышвырнули Эйнара Белого из Беббанбурга.
Я не ответил, просто не мог сказать ни слова. Я подумал, что Эйнар не сможет больше снабжать крепость едой, так что решена огромная проблема с его кораблями. Но потом я снова пал духом, сообразив, что Константин атаковал Эйнара не ради меня. Да, одна проблема решена, но теперь между мной и Беббанбургом оказалось гораздо более грозное препятствие.
Константин рассмеялся — наверняка почувствовал мое уныние.
— Мы прогнали его прочь, — сказал он, — отбросили от Беббанбурга и отправили подальше! А может, этот неудачник уже подох? Скоро узнаю. У Эйнара меньше двух сотен людей, а я послал за ним больше четырёхсот.
— В Беббанбурге его защищали бастионы, — заметил я.
— Конечно, нет, — с усмешкой возразил Константин, — твой двоюродный брат не позволил бы своре норвежцев войти в свою крепость! Знает же, что тогда они ни за что не уйдут. Для него впустить людей Эйнара внутрь — всё равно что воткнуть нож себе в спину. Нет, воины Эйнара поселились в деревне, а частокол, который они возводили снаружи форта, остался недостроенным. И теперь они уже ушли.
— Благодарю тебя, — произнес я с усмешкой.