Несущий Свет
Шрифт:
– То пан нэ простый жолнеж? – бунчужный виновато покачал головой. – А я його мосць хлопцем назвав! То пан полковник такый молодый…
– Помилуйте, что за счеты! – Арцеулов даже рукой махнул. – Вы меня от смерти спасли…
– То нэ смэрть… – бунчужный оглянулся. – То нэ смэрть, панэ Ростиславэ. То мара. Воны вжэ сами мэртви – погынули в давни викы. Тилькы в таку нич воны сылу мають… Ну що, хлопцы, перепочинэмо…
Всадники соскочили с коней и окружили Арцеулова. Он заметил, с каким интересом они разглядывают его форму и оружие. Ему самому стало любопытно: повстанцы (если его спасители, конечно, из их числа) были обмундированы крайне живописно. На ум тут же пришла известная картина Репина из Русского музея. Впрочем, он слыхал, что махновцы и прочие «батьки» любили щеголять в давних запорожских нарядах.
– З якой армии, панэ? – поинтересовался один из хлопцев с серьгой в левом ухе и большим шрамом через все лицо. – Чи нэ поляк?
– Почему поляк? – поразился Ростислав. – Русский я, из армии барона Врангеля.
Ответом было удивленное перешептывание. Бунчужный покачал головой:
– Нэ дывуйтэся, хлопци! Пан Ростислав и сам здывувася… Кого тилькы вночи не зустринэш!.. А ну, краще зложить багаття. Пересыдымо до ранку – и гайда…
Арцеулов не понял, что означает «багаття», но тут же сообразил: хлопцы принялись собирать сухую траву и какой-то деревянный хлам, валявшийся на кургане. Вскоре вспыхнул огонь, и тьма отступила. Ростислав машинально отметил еще одну странность: один из хлопцев зажигал костер не спичками и не зажигалкой, а неким приспособлением, высекавшим искры.
«Наверно, огниво, – Арцеулов лишь покачал головой. – Ну надо же!..»
Впрочем, разруха, охватившая бывшую империю, приучила и не к такому.
– Сидайтэ, панэ Ростиславэ, – пригласил бунчужный. – Посыдымо, люлькы попалымо.
Арцеулов опять не понял, но все стало ясно, когда тесно сгрудившиеся у костра хлопцы достали большие, украшенные резьбой трубки и стали неторопливо набивать их из вышитых кисетов.
– Папиросы, господа! – Арцеулов поспешил достать пачку «Дюшеса». Ответом были удивленные взгляды. Ростислав пожал плечами и щелкнул зажигалкой.
Хлопцы переглянулись, руки несмело потянулись к пачке. Лишь бунчужный, усмехаясь, поблагодарил, но закурил все-таки свою «люльку».
– Хытро, – заметил один из хлопцев, дымя «Дюшесом». – Нэ бачив такого. Хиба що з Нимеччины прывэзлы…
Арцеулов уже не удивлялся. В самом деле, в ночной таврической степи можно встретить кого угодно. Даже тех, кто никогда не курил папирос.
– Що ж вы нас, панэ, так пизно покликали? – поинтересовался бунчужный, затягиваясь «люлькой». – Чи сами думалы нежить розигнаты, як Козьмодем'ян?
– Растерялся, – честно признался Арцеулов. – Да и не верил как-то, что рог поможет…
– То риг знатный, – старшой внимательно оглядел подарок Джора и вернул Ростиславу. – Сыла в нему велика – з морського дна пидняты можэ. В тэбэ песыголовци мэртво вчепилися. Самого позвалы!..
«Самый» – то, что надвигалось, окутанное тьмой. Даже у горящего костра старый воин не решался произнести его имени. По телу Арцеулова пробежала запоздалая дрожь.
– Тилькы здаеться мени, помылылыся воны, – продолжал бунчужный. – Не вас йим було потрибно. Того, що вони шукали, в вас нэмае…
Вначале Арцеулов не понял, а затем вспомнил. Камень! Он отдал камень Степану! Он представил, что Косухина тоже перехватили в пути. А ведь у краснопузого нет с собою подарка Джора!
– Мы… Мы с другом были в Безбаховке, – нерешительно начал он. – Там…
– Знаю, хлопче, – кивнул бунчужный, похоже, забыв на время о том, что к Ростиславу надлежало обращаться «пан». – Велыка за вамы сыла, якщо старый граф передав вам цэ… А за свого товариша не бийся, йим його не взяты. Пэкэльный вогонь на ньому…
И вновь Арцеулов ничего не понял. «Пэкэльный», вероятно, означало «адский». Конечно, он под горячую руку именовал краснопузых «антихристами», но не в буквальном же смысле!
– То що ж, панэ бунчужный, того хлопця й дидько не визьмэ? – удивился один из парней.
– Дидько – не в ночи його спомынаты – не скажу, – с достоинством ответил старшой. – А оця нежить не визьмэ. Я ж кажу – пэкэльный вогонь. Хто його бачив, того воны бояться…
Адский огонь! Но откуда? Ростислав вспомнил – Морадабад, грязный, в лохмотьях жрец страшной богини Кали. Он тоже испугался Степана! Красный отсвет «Головы Слона» – вот что отпугивало служителей тьмы.
– Його що, нияка смэрть не визьмэ? – продолжал допытываться любопытный хлопец. Бунчужный помолчал, выбил пепел из трубки и наставительно произнес:
– Не лизь куды не треба! Не твоя цэ справа. Смерть йому будэ вид людськойи рукы… Або вид того, кого вночи называты не можна. Тому пекло – дим ридный…
Арцеулов не поверил. В «пэкло» после нескольких лет Германской и Смуты вообще не очень верилось. Ад он увидел на земле. Но, похоже, излучение Красного Рубина и в самом деле отпугивало всякую нежить. Что ж, значит краснопузому хоть в чем-то повезло.
– Годи про цэ! – подытожил старшой. – Пану Ростиславу нэ варто слухаты ци дурни балачкы… Краще, Тымко, заспивай нам. Воно й вэсэлишэ будэ – швидше нич скинчиться…
Тымко – вероятно, Тимофей – согласно кивнул и спустился вниз, к лошадям. Через минуту он вернулся, неся странный инструмент, чем-то напоминающий лютню.
– Позвольте, господа! – заинтересовался Ростислав. – Это, по-моему, бандура?
– Ни, панэ, – усмехнулся Тымко. – Бандуру я й нэ бачыв. Це – кобыз турецький. У Трабзони узяв…
Арцеулов удивился, как мог попасть молодой хлопец в Трабзон, но память подсказала: в 1916-м Кавказский фронт занял Восточную Анатолию. Вероятно, Тымко воевал где-то в войсках Николая Николаевича Юденича…
– Так, добрэ було в Трабзони! – кивнул другой хлопец, чуть постарше.
– Повни «чайкы» здобычи набралы! Лэдь не потоплы!
Арцеулов не понял, еще раз пожалев, что не знает малороссийского наречия. Может быть, «чайками» называют десантные корабли Черноморского флота…
– Грай, Тымко, – распорядился бунчужный. – Вин добрэ грае, – обернулся он к Арцеулову. – Пан зацный и мосцный звык до иншойи музыкы, але хай послуха й нашу…