Несвершенное
Шрифт:
А потом вдруг все закончилось. Боль отступила так же неожиданно, забрав с собой цунами агонии. Она открыла глаза — они стояли на прохладной траве.
Кэми не колебалась. Роб мог узнать об их присутствии в любой момент. Она ринулась бегом вокруг задней части дома, Холли за ней.
Оказавшись в саду, ей захотелось притормозить, помня о его великолепии в конце лета. Именно там у нее произошел первый настоящий разговор с Джаредом. Но нельзя было задерживаться из-за каких бы там ни было сантиментов. Даже думать об этом было глупо.
Цвета распускающихся
— Кажется здесь.
Не было времени на совки и лопаты, чтобы по-настоящему, с ребячьим восторгом насладиться выкапыванием клада. Кэми направила магическую силу в землю, вызвав тем самым локальное землетрясение. Девушка погрузила руки в почву, создавая отверстие, отсылая свои мысли в грунт, пока не нашла то, что не было землей, а затем передала силу пальцам, чтобы и они нащупали это вслед за мыслями.
Небольшая коробка, слишком маленькая для гроба, с деревянной крышкой, скользкой от слизи. На крышке был вырезан какой-то символ, но его было невозможно разобрать. Кэми попыталась открыть ржавую защелку, но та просто сломалась в руке. Тогда она вскрыла верхнюю часть коробки силой, та развалилась на части. Кэми сбросила осколки и посмотрела на содержимое.
Внутри коробка была обита блестящим материалом. Кэми вспомнила о книге, которую читала в Ауримере, где излагался список даров чародеям. И вот теперь ей припомнился один пункт: шелковый саван для Энн Линберн. Но раз Энн Линберн утонула в реке, где утопили и колокола ее сестры, и ее тело так и не нашли, значит, ее саван использовали по другому назначению.
Зачарованный шелк был сродни жемчужине в сердце раковины, светившейся в грязи, в иле на дне моря. Ткань казалась совсем новой, словно через секунду ее накинут на блестящие волосы невесты.
Кэми задумалась о любви и потере, которые были запрятаны в ткань магией, чтобы сохранить сияние после веков, проведенных во тьме. Она коснулась шелка, и что-то зашелестело под ее рукой. Девушка отодвинула слой материала и услышала, как Холли выдохнула негромко возле ее уха: удивленно, но в равной степени и радостно.
В прохладе белого шелка на дне полусгнившего древнего ящика лежало письмо. Бумага была желтая, как старые кости, выцветшие чернила побурели, как старая кровь, но оно было написано Элинор Линберн — а это было всем, что хотела знать Кэми.
Линбернам, кто обнаружит этот последний реликт Энн Линберн, я оставляю рассказ и предупреждение.
Наша потребность была страшна. Наш добрый король Ричард был мертв к великой печали города. Солдаты короля-узурпатора шагали по городу, и мы дали святую клятву, чтобы защитить его. Солдаты прошли сквозь туман и чары, и прежде чем они достигли нас, мы решили действовать, чтобы сдержать наши клятвы.
Засим под весенней луной, перед началом Нового года, мы спустились к озерам. Их было два, по одному для каждого чародея. Я с трудом пишу то, что было предопределено судьбой.
Мы втроем спустились к Лужам Слез и совместно провели церемонию. Нам было ведомо, как чародеи могут помочь друг другу во время церемонии, и мы с Энн разделили меж собой волшебную силу. Задача источника состояла в том, чтобы помочь чародею завершить церемонию. Мэтью помог Энн, а затем потянулся через связь между нами, чтобы помочь и мне. Мэтью был источником Энн. Мэтью пришел, чтобы стать моим источником. Энн принадлежала мне, а я ей. Мы обвенчали две магии и покинули озера с силой в таком изобилии, что не поддается описанию.
В таком единении рождается великая сила. Ни одна душа не выдержит подобного единения. Они были обречены на смерть с того момента, как воспользовались чарами. Они вышли из озер, проклятые безумием и разрушением. Им было не дожить до следующего рассвета.
Запомните Мэтью и Энн любящими и любимыми душами. Прощай, сестра, прощай, любовь. Я живу в одиночестве, зовусь дураками счастливицей.
Трое сошли к озерам — вошли в склеп.
Взываю, не идите этой дорогой. Не делайте этого, если остается иной выбор. Если вам дорога жизнь, не делайте этого. Если вы хотите жить с теми, кого любите, не делайте этого.
Но знаю, что доведенные до крайности сделают, что должно.
Когда колокола зазвонят, когда первая луна Нового года засветит, когда цена за то, чтобы слово сдержать, разобьет ваше сердце, вы отправитесь вниз к озерам, все ниже и ниже, на свою беду.
Элинор Линберн.
В год от Рождества Христова 1485.
Кэми оторвала взгляд от бумаги и посмотрела в глаза Холли, широко открытые от ужаса, зеленые, как Лужи Слез летом.
Но Холли ни слова не сказала о письме, а только:
— Берегись.
И она схватила Кэми за руку, рывком подняла ее в вертикальное положение, повернув так, что они обе оказались перед матерью Холли. Элисон Прескотт стояла в желтых цветах, скрывающих ее ноги, а ее руки мерцали магией. Она была одета в старое, потертое зеленое платье, блекло-зеленое, как и ее глаза.
Роб не только создал еще один круг, который надо было пересечь. Он поставил часовых.
— Ты ей ничего не сделаешь. Я не позволю, — сказала Холли, сейчас ее голос и руки были тверды. Она пыталась затолкать Кэми себе за спину, но та стояла как вкопанная.
Элисон колебалась.
— Я не хочу вредить никому из вас.
— Потрясающе! — сказала Кэми. — Тогда мы просто уйдем.
— Ты же знаешь, дорогая, я не могу позволить тебе уйти, — сказала Элисон Прескотт и устремила взгляд на письмо Элинор.
Мгновение письмо было просто письмом, а потом конец бумаги расцвел мертвенно-черной, пышущей жаром фиалкой, пожиравшей бумажную поверхность. Пламя осветило слова «на свою беду», как бы подчеркнув их. А потом слова оказались в тени огненного света.