Несвершенное
Шрифт:
Она вновь посмотрела на Марту, как ее седовласая голова склонилась над рыжими спиральками.
— Ты же помнишь, как Джаред ушел из дома на время, оставил тетю и брата и пришел жить к нам. Только он, — медленно проговорила Марта.
— Помню очень хорошо, как он сбежал, чтобы жить в баре. Это напоминает взрослую версию того, как я сбежала из дому, чтобы жить в домике на дереве моей подруги. Но у Джареда побег продлился дольше.
Лиллиан сделала Джареду предложение, которое тот, как ему казалось, не мог принять и посчитал, что ему нужно уйти. Она знала, что Джаред понимал важность настоящего дома: он всегда знал, что ее дом значил для нее. Но скорее всего, он так и не понял, как значение слова «дом» применимо к нему, или как описать то, что могло бы принадлежать ему.
Марта, казалось, пропустила последнюю реплику Кэми мимо ушей. Кэми знала: порой люди уже отвечают в то время,
— В тот вечер, когда он появился на пороге, шел дождь, — с теплом в голосе сказала женщина. — Было очень поздно. Бар закрыт, а мы с Джоном уже легли в постель и слушали шум дождя, пытавшегося сбросить черепицу с нашей крыши. А потом раздался стук в дверь. Мы знали, что Линберны вернулись, мы знали, что вновь будут принесены жертвы. Мы не… мы выросли с этим, мы росли во времена крови и золота. Люди судачили об этом украдкой. Все и во все времена были слишком напуганы, чтобы чересчур много болтать о Линбернах. Не дай Бог найдутся шпионы, которые передадут им эти разговоры, или деревья нашепчут последние новости. Легенды утверждают, что чародеи могут увидеть отражение кого бы то ни было в своих зеркалах, что они могут увидеть человека даже через дупло. Кто-то говорил, что так было испокон веков, а иные, что все можно изменить к лучшему. Кто-то был так же напуган, как мы, но как и нам, им было прекрасно известно, что нам нечего было противопоставить колдовству. Я боялась. Может быть, это прозвучит глупо, но мне показалось, будто тот звук вызывал меня на Судный день. Я вцепилась в Джона и, съежившись в постели от страха, хотела было сказать: «Не ходи туда». Но Линберны не любят ждать, и их нельзя игнорировать. Единственное, что было страшнее спуска Джона вниз к двери, это мысль о том, что он не вернется. Поэтому мы пошли вместе.
Если бы не тон Марты, то Кэми бы решила, что женщина рассказывает страшилку, которой обычно пугают детишек. Да и Линберны, говоря откровенно, всегда были для Разочарованного Дола именно такой страшилкой. Хозяева и чудовища. Произносили первое, подразумевая второе, и наоборот.
— На пороге, промокший до нитки, стоял юный Джаред. Он иногда оглядывался по сторонам, как бродячий пес, которого слишком часто пинали, а он, пока его не прекращали бить, рычал и кусался, дрожа, в ожидании следующего удара. Такие создания почти свыклись с причиняемыми им страданиями, и они смотрят на тебя такими глазами, умоляя помочь все это прекратить, но… не надеясь на это. Словно они прекрасно знают, что вы ни чем не поможете, и мир не станет к ним добрее. Ты же знаешь, о чем я?
— Знаю, — ответила Кэми.
— Я слышала, как люди судачили о нем: сын Розалинды Линберн, которая совсем чокнулась там, в Америке, да и он от нее недалеко ушел. Говорили, что он мог убить ради спортивного интереса, не ради жертвы, но я в это особо не верила. Я не знала, чему верить и чему не верить про тех, кто живет на холме. Я видела Джареда за рулем его байка, который ездил подобно летучей мыши, выбравшейся из ада и готовой вот-вот врезаться в забор. И я видела его пару раз, прогуливающегося по улицам пешком. Я еще отметила тогда, что у него интересные глаза: они пронизывают насквозь. Поначалу он мне не шибко понравился. Но однажды вечером он появился у нас в баре с кузеном и Ржавым. И он отличался от того представления, что сложилось у меня. Некоторые мальчишки порой просят выпить, и я, честно скажу, иногда уступаю им, если знаю, что они не сотворят глупости. Кто-то не осмеливается просить. Но он сказал: «Я не пью», и произнес это так твердо, что было видно, насколько тщательно он это обдумал и решил не пить и впредь, даже когда повзрослеет. Я в этом бизнесе уже довольно давно и то, как он это сказал, навело меня на мысль о его отце: не о Робе Линберне, а о том, с которым Розалинда сбежала в Америку. Он улыбнулся мне и, знаешь, это выглядело странным. Ну, из-за его шрама. Тогда я не очень поняла, хотел ли он меня напугать или нет, но позже мне подумалось, что может быть, он просто стеснялся. А потом случилась та страшная зимняя ночь.
Почему же он не пришел к ней, размышляла Кэми: почему он предпочел сдаться на милость чужаков? Она попыталась сглотнуть колючий комок, очень напоминающий частичку остролиста. Девушка попыталась улыбнуться. Она искренне попыталась изобразить из себя саму внимательность, когда Марта продолжила свой рассказ.
— Он спросил, нельзя ли ему переночевать в одном из номеров. И я его впустила. Джон решил, что я просто сбрендила, раз решилась на это. Хотя, честно, не знаю, позволила бы я войти любому другому Линберну в наш дом. Но если бы и позволила, то только из-за сильного ужаса перед ними. Справедливости ради замечу, что и тогда я боялась. И весь остаток ночи я не сомкнула глаз, боясь того, что он с нами сделает, стоит только нам заснуть. Но страх не единственная причина, почему я его впустила. Пусть он и был Линберном, но он был еще и ребенком, и я не могла бросить его на произвол судьбы в мороз. На следующее утро он выглядел таким же усталым, как я, как будто тоже не спал, и похоже, надумал остаться и заработать себе на жизнь. Мы согласились, потому что не знали, на что он способен, ответь мы отказом. Но он стал работать. Он рослый и мускулистый, и хороший работник, — сказала Марта, и в ее голосе слышалась нотка гордости, которую ни с чем невозможно было перепутать, она произнесла последние слова просто и непринужденно, словно хвалилась любимым племянником. — Он всегда найдет время, чтобы помочь. Даже сейчас. Он сразу же обратил внимание, что у Джона проблемы со спиной, и устроил так, чтобы всегда быть у того под рукой для выполнения самой тяжелой работы — перетаскивания ящиков или бочек вверх или вниз. Я все ждала, когда он начнет колдовать. Ложась спать, я не раз кляла себя, упрекала. Ведь я знала, кто они и что из себя представляют. А потом я увидела, как он колдует, и оказалось, что все не так плохо. Он держал от нас подальше других чародеев. Даже после того, как он вернулся в Ауример, обратно к ней… — и Кэми поняла по тону голоса Марты то, чего раньше совершенно не замечала — Марте очень не нравится Лиллиан. — Он пришел убедиться, что с нами все в порядке, и другие чародеи ничего нам не сделали.
Кэми вспомнилось, как Джаред набросился на человека Роба, сержанта Кенна, который следил за ней. Как он угрожал тому похоронить его заживо возле калитки в ее сад, если Кенн еще хоть раз посмеет прикоснуться к ней. Девушка нисколько не сомневалась, что Джаред сделает невозможное, чтобы уберечь все, что ему дорого.
— Не то чтобы он нанялся нам в сторожевые псы, — взволнованно сказала Марта. — Я совсем так не считаю. Он не имеет ничего общего с матушкой Линберн из преданий, которая спустилась с холма с корзинкой в одной руке и магией в другой. Он приходил, когда нужно было стащить тяжелые ящики в подвал или поднять их наверх. Он брал на себя всю тяжелую работу. Всегда помнил об этом.
И Марта ничего не забыла. Она приняла его не единожды, но дважды. Дала кров Лиллиан и Эшу Линбернам, которых, как было известно Кэми, боялась до жути, и разрешила им жить у себя в баре несколько месяцев, пока Джаред томился замурованным в Ауримере, и все сочли его мертвым. Она принесла к его кровати цветы, когда Джаред метался в лихорадке.
— Он славный малый, — сказала Марта. — Вот и все. Он делает все возможное, и я поступаю так же.
Кэми посмотрела в окно, взглянула на узкую городскую улочку, на лес, волнуемый ветром, на Ауример и огненный круг на фоне неба. В этой женщине, несомненно, горел огонь, и он сиял ярче алого и золотого. Джаред не забыл, Марта не забыла и Кэми не хочет забывать. Это напоминание — для города есть надежда. В мире существует нечто, посильнее страха.
К тому времени, как за окнами сгустились сумерки, бар был полон света и шума. Все, кто не явился на боевой клич Лиллиан, придут на вечеринку.
Кэми старалась не винить их. Она пыталась просто радоваться тому, что они здесь: а именно этого хотели ее друзья и она сама, притвориться, будто признают власть Роба, что все нормально и что они смогут жить с этим. Она видела это в лицах пришедших людей… они верили обещаниям Роба и готовы были пойти с ним на сделку или, по крайней мере, считали, что иного выбора просто нет.
Было как будто неважно, что Роб попросил принести ему новую жертву. Как будто они собирались уступить ему, выбрать смерть, или, по крайней мере, закрыть глаза, как они это сделали в случае Криса Фэйрчайлда. Его жена и маленький ребенок на вечеринку не пришли.
Правда, пришла Дороти, библиотекарь. Она надела праздничный кардиган, вместо привычного розового. И Эмбер Грин пришла, а вот ее парень Росс, нет. К ней подошел стеснительный Генри Торнтон и пригласил на танец. Также пришли один из братьев Холли и ее сестра. Поначалу они вели себя неуверенно, не зная наверняка, будут ли им здесь рады. Но Холли подошла к ним, чтобы поговорить, и, похоже, их общение пошло им всем на пользу.
Папа снабжал Лиллиан четкими инструкциями о том, как правильно интересоваться здоровьем людей, как они поживают, как дела на работе и что нового у их детей.
— Я не понимаю, к чему все эти вопросы, — сказала ему Лиллиан с кислым видом.
— А к тому, что они демонстрируют зачатки уважения к другим людям, Лиллипут. Это станет для многих сюрпризом, но если повезет, — сюрприз окажется приятным.
— Если я проявлю уважение к людям, — ворчливо произнесла Лиллиан, — то ты мне расскажешь снова, как выстрелил в моего мужа?