Нет блага на войне
Шрифт:
Возвращаясь к событиям весны 45-го года, из карпатских лесов к руинам немецких городов, стоит отметить, что здесь перед «органами» стояла несравненно более легкая задача. Если от «спецбоевок», действующих под видом бандеровцев, теоретически требовалось проведение сложной агентурно-оперативной «игры», если их приходилось специально обучать, готовить, укомплектовывать людьми, знающими западно-украинскую речь, местные порядки и обычаи, то в Германии все было гораздо проще. Требовалось всего лишь «шугануть фрицев». Для этого в многомиллионной армии надо было найти несколько тысяч человек, замаранных прошлым сотрудничеством с гитлеровскими оккупантами, пригрозить им разоблачением и расстрелом, а затем предложить «искупить вину кровью». Причем не своей, а кровью мирных жителей Германии. На четвертом году войны подонков с соответствующей биографией было немало, и «опыт» зверских расправ с женщинами и детьми они накопили богатый.
Грешно о таком говорить, но нельзя же отрицать и тот факт, что «порог чувствительности» у немцев был совсем другой. Не наш. Не было у них настоящей «большевистской закалки». Германия в 20 веке не пережила ни многолетней гражданской войны, сопровождавшейся бесконечной чередой погромов и расстрелов, ни раскулачивания, ни голодомора; и 37 год в памяти немецкого обывателя остался годом экономического процветания, а не «черных воронов» и еженощного исчезновения соседей, друзей и знакомых. Этот обыватель не был готов к приходу настоящего массового террора, и потому расчет Сталина вполне оправдался: после первой же встречи с головорезами в форме солдат Красной Армии гражданское население восточных областей Германии обратилось в паническое бегство.
И лишь в одном-единственном аспекте блестящий комплексный план товарища Сталина оказался не выполнен:
«Намерения Сталина заключались в том, чтобы одобренным им беспощадным изгнанием немцев с восточных территорий довести немцев в западных оккупационных зонах нищетой до отчаяния, дискредитировать западные державы так, чтобы в конце концов повернуть людей к большевизму… Дети народа росли в нищете и смотрели в будущее, в котором они не смогут вырваться из нее. Революционная ситуация была налицо. Но революции не случилось. Политический расчет Востока учел почти все факторы, кроме одного — людей. Миллионы немцев бежали от Красной Армии. Миллионы стали свидетелями того, что творилось во время прихода советских войск. Миллионы испытали на себе коммунистическое господство и пострадали от него. Униженные и оскорбленные, они были потеряны для коммунизма, под какой бы маской и с какими бы аргументами он ни выступал…»
Этими словами немецкого историка и журналиста Гюнтера Беддекера я не могу закончить свою статью, потому как российский историк не имеет права не сказать о самых многочисленных жертвах этого забытого преступления Сталина. О солдатах Красной Армии.
В конце 1944 г. Германия, ее промышленность, транспортная система, вооруженные силы находились в состоянии предсмертной агонии. Гитлеровский «тысячелетний рейх» потерял всех союзников, потерял все внешние источники сырья (в частности, румынскую нефть, шведскую железную руду, финский и украинский никель). Англо-американская авиация, захватившая полное господство в воздухе над любой точкой Германии, методично уничтожала город за городом, завод за заводом. В одном налете на один объект сбрасывалось по несколько килотонн бомб. Безопасного тыла у немецкой армии уже не было. После того как с мая 1944 г. главным объектом воздушных ударов стали транспортная система и предприятия химической промышленности (производство синтетического бензина, азота, взрывчатых веществ), военное производство Германии рухнуло. Заводы, спрятанные под землю и рассредоточенные по остаткам территории, могли еще производить танки и самолеты, но вся эта техника превращалась в груды бесполезного металлолома, даже не успев сойти с конвейера, — их топливные баки были пусты. Но даже потеря запасов горючего, территории, транспортных магистралей, опытных летчиков и танкистов не шла ни в какое сравнение с потерей главного — смысла и цели. Что, кроме умножения числа жертв, могло принести Германии продолжение боевых действий?
В сентябре 1944 г. Красная Армия вышла к рубежу р. Висла, а армии западных союзников стремительно продвигалась к Рейну. Исход войны не вызывал уже ни малейших сомнений. До Тегеранской конференции гитлеровское руководство еще могло надеяться на «политическое решение», т. е. на раскол в лагере противников Германии и сепаратный мир с одним из них; до июля 1944 г. можно было надеяться на то, что высадившиеся в Нормандии англо-американские войска удастся окружить и уничтожить. Взрыв бомбы, прозвучавший 20 июля 1944 г. в Ставке Гитлера, сообщил всему миру о том, что высший командный состав вермахта расстался с последними иллюзиями. Причем это касалось не только генералов-заговорщиков. Начальник штаба Верховного командования Вооруженных сил Германии генерал-полковник А. Йодль на допросе от 17 июля 1945 г. дал следующие показания:
«Примерно в феврале 1944 г. я доложил фюреру, что если англичане и американцы высадятся во Франции и нам не удастся сбросить их в море, мы войну проиграем. Я сделал это заявление в письменном виде… Гитлер признал мою точку зрения правильной, но запретил рассылать этот меморандум командующим ВВС, армии и флота».
Предпринятые на рубеже 44–45 гг. две последние, отчаянные попытки вермахта перейти в контрнаступление (в Арденнах — против западных союзников, в районе венгерского озера Балатон — против Красной Армии) закончились сокрушительным поражением, потерей последних боеспособных танковых и авиационных частей. Крах немецкой военной машины стал совершенно очевидным.
И вдруг на Восточном фронте происходят разительные перемены. Немецкие войска словно обрели «второе дыхание», что незамедлительно отразилось и на темпе продвижения, и на уровне потерь Красной Армии.
Обратимся к вполне официальному и солидному источнику — статистическому сборнику «Гриф секретности снят», выпущенному в свет в 1993 г. под редакцией генерал-полковника Г.Ф. Кривошеева. На стр. 157–159 приведены цифры безвозвратных среднесуточных потерь Красной Армии по периодам и кампаниям войны. Цифры эти ужасны — каждый день войны уносил тысячи жизней советских солдат. Отвлечемся, однако, от вполне понятных эмоций и обратим наконец внимание на динамику этих цифр:
1. Летне-осенняя кампания 1943 г. (1.7–31.12.43 г., Курская дуга, освобождение левобережной Украины, Киева и Смоленска); безвозвратные потери — 7,6 тыс. человек в день.
2. Зимне-весенняя кампания 1944 г. (1.1–31.5.44 г., освобождение Правобережной Украины и Крыма, Ленинградской и Новгородской областей); безвозвратные потери — 5,3 тыс. человек в день.
3. Летне-осенняя кампания 1944 г. (1.6–31.12.44 г., крупнейшие наступательные операции Красной Армии: Белорусская, Львовско-Сандомирская, Ясско-Кишиневская, Прибалтийская, Белградская); безвозвратные потери — 4,5 тыс. человек в день.
Итак: 7,6–5,3–4,5
Растет мастерство бойцов и командиров Красной Армии, непрерывно увеличивается её численное и огневое превосходство над противником, тают материальные и моральные ресурсы вермахта. Как результат — все более масштабное наступление советских войск на всех фронтах при неуклонно снижающемся уровне среднесуточных потерь.
Наступает 1945 год. Численное превосходство Красной Армии в танках и авиации выражается уже двузначными цифрами, германское комайдование бросает на фронт необученных мальчишек из «фольксштурма» — и при этом уровень людских потерь Красной Армии не только не сокращается, но заметно растет!
6,2 тыс. человек. Таков уровень среднесуточных потерь 45-го года. Добивая агонизирующий вермахт, Красная Армия несет потери на треть большие, чем в 1944 году.
Теперь посмотрим на цифры потерь неодушевленной техники (стр. 355–356).
В 1943 г. Красная Армия теряет в среднем 64 танка и САУ в день, в 1944 г. — 65 в день. Как видим, на протяжении двух лет войны среднесуточные потери танков и самоходок остаются почти постоянными. Наступает 1945 год. С 1 января по 10 мая 1945 г. потеряно 13 700 танков и САУ. 105 (сто пять) в день. Среднесуточные потери выросли почти в два раза.