Нет дыма без огня
Шрифт:
— Прошу тебя, не сердись, — продолжал он. — Выслушай меня, пожалуйста. Я люблю тебя, Хэвер. Ты самая красивая, самая добрая, самая умная девушка из всех. Я хочу, ты можешь это понять, знать о тебе все-все. Хочу знать, как все у тебя внутри, — добавил он тихо.
Его слова приятно поразили ее. Она почувствовала ответное волнение в тайных уголках своего тела.
— Это сенсуальный разговор, Таннер.
— Я не собираюсь морочить тебе голову. Я серьезно.
— Я тебе верю.
— Оглянись вокруг. — Он показал рукой на стоящие вдали
— Я знаю.
— Так вот, как ты думаешь… Я хочу сказать, а ты сама хочешь?
Хэвер посмотрела в его вопрошающие глаза. Хочет ли она? Возможно, хочет. Но не из страстной любви к нему. Она не могла себе представить, что проведет всю свою жизнь с сыном бакалейщика Танкером Хоскинсом; что у них будут дети и внуки; что они вместе состарятся. Но он очень симпатичный, и он ее обожает.
С некоторым колебанием она сказала «да».
Ободренный, юноша придвинулся ближе.
— И тебе нечего бояться спида, потому что мы друг друга хорошо знаем. И я обязательно позабочусь, чтобы ты не забеременела.
Его откровенность тронула Хэвер, она взяла его руку в обе свои и крепко сжала.
— Это меня не беспокоит. Я знаю, ты будешь осторожным.
— Так что же нам мешает? Твои родители?
Ее улыбка погасла.
— Папа, наверное, застрелил бы тебя на месте, если бы услыхал наши разговоры. А мама… — Она вздохнула. — Она считает, что мы уже этим занимаемся.
Именно в этом крылась причина колебаний Хэвер. Ее мать. Хэвер не желала оправдать невысокое мнение о ней Дарси.
Отношения с отцом складывались куда проще. Вся его жизнь заключалась в ней, Хэвер. Она — его гордость и радость, его единственная маленькая дочурка. Он, не задумываясь, отдал бы за нее свою жизнь. Хэвер верила, что он будет ее любить, несмотря ни на что.
Отношения с матерью не были столь определенными из-за ее вспыльчивости и непредсказуемости. Ее нелегко было любить, не то что невозмутимого" и надежного отца. Если Фергус был постоянен, как восход и заход солнца, то Дарси изменчива, как погода.
Хэвер с раннего детства помнила о том, как Дарси одевала ее в нарядное платье и отправлялась с ней в центр города. Там она гуляла с дочерью по Техас-стрит, заходила с ней в магазины, останавливалась поболтать со знакомыми, и все для того, чтобы привлечь к Хэвер всеобщее внимание. Дарси любила ею хвалиться.
Но стоило им возвратиться домой, как нежные материнские чувства куда-то исчезали. Дарси больше не осыпала ее знаками внимания, как делала на глазах публики, а тут же начинала подготовку к следующему подобному выходу.
«Побольше играй гаммы, Хэвер. Иначе не видать тебе премии на конкурсе».
«Не горбись, Хэвер. Люди подумают, что у тебя нет гордости, если ты позволяешь себе сутулиться».
«Прекрати грызть ногти, Хэвер. Посмотри, в каком ужасном состоянии у тебя руки, к тому те это отвратительная привычна».
«Вымой лицо еще раз, Хэвер. При жирной ноте могут появиться угри».
«Отработай прыжки, Хэвер. Будешь лениться, тебя не переизберут лидером группы поддержки на следующий год».
И хотя Дарси утверждала, что старается во имя того, чтобы дочь стала первой во всем, Хэвер подозревала, что мать больше печется о собственном благе, чем о благе дочери. Она также подозревала, что в основе материнской любви Дарси лежит глубоко затаенное чувство зависти, переходящее в откровенную ревность. Хэвер не могла этого понять. Матери не должны ревновать своих дочерей. Что она сделала и в чем ее вина, если она вызвала такое противоестественное чувство?
По мере того как Хэвер взрослела, их ссоры становились все более частыми и ожесточенными. Дарси вообразила, что у Хэвер уже есть любовные связи. Поэтому она постоянно делала ей скрытые намеки и язвительные замечания.
«Как это нелепо», — с усмешкой подумала Хэвер.
Ее мать — вот кто пренебрегал правилами приличий и нарушал супружескую верность. Всем в городе известна была ее репутация, даже школьникам, хотя никто не смел заикнуться об этом Хэвер, потому что они боялись. Хэвер была слишком популярна.
Но отдельные слухи доходили и до нее. Трудно притворяться, что ничего не знаешь, особенно дома, когда мать становилась совершенно невыносимой. Бесчисленное множество раз Хэвер могла бросить в лицо Дарси последние сплетни, чтобы заткнуть ей рот. Но она ничего подобного не делала и не могла сделать из-за Фергуса. Она не могла сделать или сказать что-то, что хоть как-то повредило бы отцу или причинило ему боль.
Поэтому, когда Дарси ее отчитывала за отношения с Таннером и выспрашивала, как далеко они зашли, Хэвер терпела пытку в угрюмом молчании.
Ей не в чем себя упрекнуть, они с Таннером не шли дальше поцелуев и объятий. Она не хотела походить на свою мать, что и являлось главной причиной ее воздержания. Дочь определенно унаследовала от Дарси сильную чувственность, но не хотела идти на поводу своих желаний. Больше всего Хэвер боялась заработать репутацию шлюхи: «какова мать, такова и дочь». И потом, она не предаст любовь отца, как это сделала ее мамочка.
Таннер молча сидел рядом, терпеливо ожидая, когда Хэвер заговорит.
— Знаешь, Таннер, я испытываю то же, что и ты, — сказала она. — Только, может быть, у меня больше терпения, — добавила она с мягкой улыбкой. — Но я тебя достаточно люблю, чтобы принадлежать тебе.
— Когда? — хрипло спросил он.
— Когда для этого будет подходящее время и настроение. Хорошо? Пожалуйста, не дави на меня.
Он явно разочаровался, но смирился и, наклонившись, нежно ее поцеловал.
— Пожалуй, пора отвезти тебя домой, а то будет поздно. Твоя мать закатит скандал, если опоздаешь хоть на полминуты.
Они приехали вовремя. Но Дарси уже их поджидала у дверей и наградила Таннера злобным взглядом, а Хэвер лекцией о том, что порядочной девушке следует заботиться о своем добром имени.