Нет - это да
Шрифт:
— Я знаю. Они узкие. И черные.
— Я хотел сказать, что они как у кошки, — не смутился Людвиг. — И вся вы такая грациозная… словно снежный барс.
— А еще я белая и пушистая, только шерстью внутрь.
Он аж с шага сбился, а Мэй, наконец, нашла глазами Тая. "Спаси меня!" — взмолилась она одними глазами, и он понял. Сунул кому-то бокалы с шампанским и решительно направился к ним.
— Позвольте я украду вашу даму, — решительно оттеснил он кудрявого. — И не спорьте, я гость вашей страны и к тому же почти Император.
Мэй солнечно ему улыбнулась и положила одну ладонь на рукав Тая, а другую на плечо. Он хорошо танцевал — чуть
— Этот круглоглазый уродец настолько же противный, как пауки? — нетерпеливо спросил он. — Я хочу свою награду!
— Запиши на мой счет, — легкомысленно хихикнула Мэй. — Сегодня не твой день, приятель.
— Некуда записывать, — вздохнул Тай с притворной грустью. — Ты так и не подарила мне тетрадь.
— А разве уже полночь?
— Через две минуты. А ты думала, зачем я отвел тебя в сторону? В полночь ты будешь только моей!
Мэй восхищенно и совершенно неаристократично присвистнула.
— А ты хитер, — с уважением сказала она.
— Да, — согласился Тай. — Слышишь? Полночь.
— Рано еще, — попыталась возразить она, но маг-светильники вспыхнули и погасли.
В полночь всегда гасили свет на четверть часа — такой обычай. Заканчивался старый год. Начинался новый. Эти минуты символизировали торжество смерти — смерти для прошлых ошибок и обид. Парочки в эти несколько тёмных минут обычно целовались; выходит, Тай знал об этой традиции и специально утащил ее в сторону. Однако он и тут обманул ее — хитрец! Поцелуи? О нет! Мужская ладонь зажала ей рот, а горячие губы прижались к ямочке между ключицами, а потом нахально спустились к груди. Она придушенно и гневно всхрапнула, совсем как породистая лошадь, и тут же почувствовала, как запястья, а потом локти и плечи опутывает водная плеть, стягивая их за спиной и заставляя свести лопатки.
— Не шуми, мэйли, — прошептал ей в ухо Тай. — Я не успею сорвать твой цветок. Просто понюхаю его. А будешь кричать — что люди скажут?
Он интуитивно ударил в больное место: когда твоя мать — бывшая куртизанка, ты всегда думаешь о том, что люди скажут. Мэй очень боялась позора и поэтому замерла на месте молча, даже когда он убрал ладонь от ее рта. Даже когда наглые пальцы проникли в декольте, резко оттягивая его вниз и подхватывая грудь. Даже когда обжигающие губы обхватил сосок. Она едва удерживалась от стона; могла бы — зажала бы себе рот сама, но руки были связаны. А он не щадил ее, жадно засасывая грудь, прикусывая зубами сосок и тут же смягчая такую сладкую боль нежными движениями языка. Мэй все же всхлипнула — столь обжигающих ощущений она никак не ожидала, но Таймэн понял ее по-своему. Отпустил, поправил декольте, убрал путы… и прошептал еле слышно:
— Свет еще не включили. Ты успеешь сломать мне нос.
— Да пошел ты, — прошипела она гневно и шарахнулась в сторону, налетая на какую-то пару. — Ненавижу тебя!
— Люблю тебя, — эхом откликнулся он и тут же, пока она переваривала его слова, поймал ее руку и прижал ладонь к своей щеке.
Вспыхнули, чуть загудев, светильники, ослепляя. Мэй заморгала, привыкая к яркому свету. Зал шуршал, вздыхал и хихикал. Что можно успеть за четверть часа? Она не знала. У нее за этот короткий срок произошло слишком многое, а у Тая, судя по его растерянному виду и испуганным глазам, и того больше.
Нет, он никак не должен ее любить! Это глупо и неправильно! Она никогда не будет ему ровней — дочь куртизанки и Император Катая! Он же никогда не даст Мэй того, о чем она мечтает: уважения и крепкой семьи. И даже если это любовь, а она склонна считать, что он заблуждается, потому что немного увлёкся — это любовь мерворожденная. Не будет она жить. А значит, и незачем ее питать ложными надеждами. Пусть завянет сама, как сорняк возле дороги.
Она посмотрела на него пустым взглядом, не понимая, что от этого его всего скрутило внутри: лучше бы злилась, лучше бы дала пощёчину, чем никак не отреагировать, и пошла к столу за подарком, нагло расталкивая гостей. Ей надо было убежать… от самой себя. Внутри всё дрожало, дахание с трудом приходило в норму. Подарок был лучшим средством уйти от ситуации. Она была почти своя, и поэтому свёрток ей позволили положить на край королевского стола, а не как всем придворным — на общие столы. Разыскала подарок — и сунула в руки идущего за ней следом Таймэна.
— Что это? — с любопытством спросил он. — Оу!
Да, это была та самая амбарная книга — огромная, толщиной с ладонь. На обложке выведено тушью по-катайски: "Тетрадь долгов Мэй Цвенг".
— Ты планируешь столько мне задолжать? — приподнял бровь Таймэн. — Думаешь, я настолько терпеливый? Ты мне льстишь.
— Я в тебя верю, — улыбнулась Мэй уголками губ. — А где мой подарок?
— Я не настолько внимателен к деталям, — смущённо ответил Таймэн. — У меня скромно.
Он достал откуда-то из-под верхнего халата шёлковый мешочек и вынул из него серебряную длинную заколку с изящным бело-розовым цветком и свисающими серебряными бубенчиками.
Мэй широко раскрыла глаза и едва не захлопала в ладоши:
— Это биро? Да? Скажи мне, это настоящая биро?
— Нет, — с улыбкой ответил Таймэн. — Это биро-кан. Смотри, какие острые кончики у заколки. Осторожно, не поранься. Это не просто украшение, а еще немного оружие. Несерьезное, но время выиграть получится. Заколку можно воткнуть в шею грабителю. А можно — в руку надоедливого поклонника. Ты позволишь, мэйли?
Счастливая Мэй могла только кивнуть. Она сходила с ума по катайским традициям и была в полном восторге от подарка. Таймэн аккуратно закрепил заколку на ее волосах — на левом виске, так, чтобы колокольчики нежно звенели у нее над ухом.
— Неужели угодил? — недоверчиво спросил он. — Ведь это не жемчуга и не бриллианты. Просто биро-кан.
Он, конечно, лукавил. Это была не просто биро-кан. Серебро считалось в Катае символом чистоты, эмалевый цветок вишни указывал на нежные чувства, а колокольчики отгоняли зло. К тому же заколка была очень старая, принадлежавшая прабабке Тая, а до того — лишь дракон знает, скольким поколениям женщин. И закрепил он ее по-особенному. Мэй этого не узнает — она же не настоящая катаянка. А он знал, и это грело ему душу. Хотя здесь, во Франкии, это было совершенно не важно.
Мэй была достойна этого украшения. Тай прихватил его с собой для Шессы; она была внучкой прошлой Императрицы и точно оценила бы подарок. Тай привык быть внимательным к женщинам. Но теперь Шессе достался лишь шёлковый платок с журавлями, конечно, красивый, но не такой символичный.
— Я, кажется, сейчас заплачу, — прошептала Мэй, трогая кончиками пальцев колокольчики. — Она прекрасна.
— Так я прощен?
— За что?
Тай пристально посмотрел на ее грудь, заставляя девушку заливаться краской.