Нет худа без добра
Шрифт:
– Я уже позвонила, дорогая, – вздохнула Корделия, разглаживая подол своего и без того безукоризненно выглаженного платья. – Они не могут помочь нам – пока не пройдет, по крайней мере, двое суток с момента, когда он пропал. Офицер, с которым я разговаривала, посоветовал нам крепиться и подождать, пока Крис образумится и вернется домой. Большинство возвращаются, сказал он.
– И, разумеется, ты попросила прощения за то, что побеспокоила его, и поблагодарила за хлопоты?
Грейс не хотела говорить этого – издевка вырвалась помимо ее воли. Грейс стало стыдно, что она огрызнулась
– Мама, я…
– Думаю, следует начать с друзей Криса, – деловито сказала Корделия. – У тебя есть блокнот и карандаш? Я начну звонить, а ты готовь список их телефонов.
– У меня есть телефонный справочник его школы. Я могу позвонить его одноклассникам. У него немного друзей, но, может быть…
– Никаких "может быть"! – оборвала ее Корделия, снова обретя самообладание. – Господи, не могу понять, почему я потеряла голову и переполошилась из-за ничего! Конечно, он у кого-нибудь из приятелей. Мой внук не настолько безмозгл, чтобы бродить в жуткий холод по улицам, вместо того чтобы пойти в теплое и безопасное место.
– Помнишь, как ты искала меня поздно вечером? – вспомнила Грейс. – Иногда я слышала, как ты зовешь меня, и специально пряталась.
– Ты это делала из чувства противоречия, – фыркнула Корделия. – Ну, как там телефонный справочник?
– Как далеко они могли уйти – мальчик и собака?
Грейс попыталась унять дрожь в руках, пока искала справочник школы Сент-Эндрю на книжной полке.
– Дальше, чем ты можешь представить, – ответила Корделия тихим голосом, в котором слышалась глубокая печаль.
Слезу подступили к глазам Грейс, когда она подумала, сколько возможностей упустила, чтобы сблизиться с матерью. Она молила Бога, чтобы у них с Крисом не произошло того же: связанные самыми крепкими узами на свете, но чужие друг другу.
– Можешь начать с «А». – Она подвинула к Корделии школьный телефонный справочник. – Я схожу вниз, к его другу Скалли, не знает ли он что-нибудь о Крисе. Потом позвоню Джеку.
Прошло больше часа.
Позвонив по всем номерам, имевшимся в школьном справочнике, Грейс рухнула на диван в полном изнеможении. Она понимала, что надо звонить Уину на работу и что этот звонок невозможно больше откладывать. Но как она взглянет ему в лицо… После того, как была близка с ним? Она чувствовала, что поставила себя в глупое положение, и сердилась – большей частью на себя, но и на Уина тоже. Как он смел вселить в Криса надежду, рассказав об их близости? Какой отец так поступит со своим сыном?
И все же она сказала:
– Я позвоню Уину.
– Да, конечно, – согласилась Корделия.
Грейс взглянула на мать, пытаясь прочитать ее мысли. Не надеется ли она, что кризис сделает то, чего обаяние Уина не было в состоянии сделать? Что их совместное с Уином беспокойство о Крисе каким-то образом соединит их вновь?
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала она матери, не в силах сдерживать свои чувства. – Ты думаешь, что если бы я не бросила Уина, ничего этого не случилось бы.
– Полагаю, ты права. Но если бы ты не оставила Уина, то не узнала бы Джека.
– Я считала, что тебе Джек не нравится.
– С
– Но ты и Уин так…
– Я знаю, кем кажусь тебе, – оборвала ее Корделия. – Упрямой старухой, закоренелой в своих привычках, не желающей меняться. Не желающей признать, что брак, который я считала идеальным, оказался совсем иным. – Она вдруг сцепила руки, лежавшие до этого свободно на коленях. Обручальное кольцо с бриллиантом, которое Корделия не сняла и после смерти мужа, сверкнуло на побелевшем пальце. – Но в последнее время мне многое пришлось понять.
– Папа, – понимающе кивнула Грейс.
Корделия нагнула голову, уткнувшись лбом в крепко сжатые ладони.
– Знаешь ли ты, что это такое – любить кого-нибудь так сильно, что сама мысль о том, что этого человека нет в твоей жизни, или о том, что он тебя не любит так глубоко, как ты его, подобна смерти?
Грейс подумала о Джеке, и ей страстно захотелось, чтобы он любил ее хотя бы наполовину так же сильно. По крайнем мере, настолько, чтобы простить ее.
– После того, как ты и твоя сестра появились на свет, – мать опустила руки и подняла голову, при этом ее седые локоны коснулись щек, – мне казалось, будто мы четверо образовали некий волшебный круг, и ничто плохое не сможет проникнуть внутрь него и сделать нам больно. – Она судорожно вздохнула. – Я не приняла в расчет боль, идущую изнутри.
– Он сделал это не для того, чтобы причинить тебе боль.
– Может, и так. Но боль не становится меньше от того, хотел он этого или нет.
Крепко сжатые губы матери и странная неподвижность взгляда выдавали ее гнев. Это хорошо, подумала Грейс, что она не держит его внутри себя.
– Я знаю, ты на меня сердишься, – мягко произнесла дочь. – И не осуждаю тебя за то, что ты думаешь, будто я написала эту книгу, отчасти чтобы отомстить тебе. Конечно, это не так, но дело ведь не в этом. Ты и я – наша с тобой проблема уходит в прошлое.
– Ты была такой своенравной девочкой, – мягко сказала мать. – Всегда перечила мне, оспаривала любой совет, любой довод. Мне казалось, что нужна сильная рука, чтобы управлять тобой. – Печальная улыбка искривила ее губы, казавшиеся без обычной розовой губной помады странно обнаженными. – Это было бы на пользу нам обеим.
– Не нужна мне была сильная рука, – ответила Грейс. – Все, что мне было нужно, – это чтобы ты выслушала меня. Так же, как сейчас. Я хочу, чтобы ты меня выслушала.
– Некоторые вещи слишком тяжело слушать.
– Даже правду?
– Особенно правду. – Корделия отвела взгляд, лицо ее исказилось от боли. Помолчав секунду, она добавила: – Я разговаривала с Нолой Эмори.
Грейс озадаченно уставилась на нее.
– Когда?
– Сегодня. Мы встречались в парке.
– О, мама…
Грейс внезапно охватило сострадание к ней.
– Многие вещи не так уж ужасны, как мы себе их представляем, – сказала Корделия сдавленным голосом, который совсем не вязался с ее словами.
Грейс поднялась и подошла к матери. Положив руку ей на плечо, она почувствовала острые косточки, напомнившие ей изящную, но крепкую антикварную мебель, которой был заставлен старый дом в Блессинге.