Нет места под звездами
Шрифт:
Правитель был занят с самого раннего утра. Лонхату оставалось только терпеливо ждать удобного момента, меряя шагами приемную или замирая в кресле у окна. Старик мысленно проклинал свое решение взять племянника в Недоре. Знал же, что это будет сложное путешествие, а не увеселительная прогулка, но совершенно упустил из виду мальчишку. Ситуация окончательно запуталась и превратилась в бессмысленное блуждание по лабиринту, состоящему, казалось, из сплошных тупиков.
От невеселых расуждений Лонхата отвлекли легкие шаги. Он вздохнул, когда понял, что слишком углубился в свои мысли, забыв об окружающих,
— Миледи, — поздоровался он. — Могу я просить уделить мне немного времени?
Йорунн только что вышла из кабинета правителя и явно хотела покинуть приемную поскорее, однако замешкалась, а затем сухо кивнула:
— У нас есть несколько минут. Слушаю тебя, хотя и не знаю, что еще можно добавить после нашего прошлого разговора.
Сказала — и сразу осеклась. Лицо Лонхата дрогнуло, маска спокойствия рассыпалась, обнажая тщательно скрываемое горе.
— Прости меня, госпожа. За слова, сказанные в гневе и за мысли, что привели к ним. Я был глуп и поддался сомнениям. Обвинил тебя в недостойных поступках, а должен был прислушаться к голосу сердца. Теперь же у меня не осталось сил на то, чтобы судить кого-то, кроме самого себя.
— Что теперь от моего прощения? — Йорунн выглядела холодной и отстраненной. — Оно не изменит прошлого, но, наверное, не стоит делать твою ношу еще тяжелее. Потому знай — я не держу зла на тебя.
— Тем сложнее мне произнести то, ради чего я начал этот разговор.
— Ты хочешь просить меня спасти жизнь твоего племянника, как не сложно догадаться. Я понимаю твои чувства, даже разделяю их. Но Ликит сам принял это решение и совершил поступок, недостойный ни будущего воина, ни почти мужчины, ни тем более твоего родственника.
— Это верно, и мое сердце сгорает от стыда. И все же я несу ответственность за его действия. Пусть он молод и глуп, но если у него будет время на то, чтобы осознать и исправить свои ошибки, я останусь перед тобой в неоплатном долгу.
— Всего день назад ты отказал мне в этом времени и в праве доказать свою невиновность, а теперь просишь за несостоявшегося убийцу? Не слишком ли это много, Лонхат из королевства Хольда?
— Я прошу невозможного, — склонил седую голову воин. — И все же более мне не к кому обратиться. В тот вечер я дал волю гневу, не заметил, что Ликит был рядом и слышал наш разговор. Если бы я проявил больше мудрости и понимания, то теперь не стоял бы тут, выбирая между жизнью племянника и благом страны. Отрекусь от родной крови — сохраню право быть послом хольдингов, но перестану быть человеком. Не отрекусь — получу неверный шанс спасти Ликита, но навсегда потеряю возможную поддержку вашего герцога, а она жизненно необходима нам.
— Таково бремя власти: вечный выбор и вечная мука оттого, что этот выбор невозможно совершить, не утратив части своей души.
Слова упали на сердце тяжелым камнем, и Йорунн добавила немного мягче:
— Мне жаль, Лонхат, что все сложилось таким образом. Моя вина не меньше твоей. И я хотела бы помочь тебе, но не могу. За покушение на жизнь правителя положена смертная кара, таков закон. Я уже просила Хальварда смягчить приговор, и не знаю, выполнит ли он мою просьбу.
— Что ж, спасибо, за это и за то, что выслушала меня. Знай: я жалею обо всем, что наговорил тогда. Я не имел права осуждать тебя. Увы, за это прозрение мне пришлось заплатить высокую цену. Простишь ли ты меня, госпожа Йорунн?
Йорунн вздохнула и отвернулась к окну — там щебетали птицы, в воздухе кружились лепестки цветов, а солнце играло в молодой листве россыпью изумрудных оттенков.
— Теперь это не важно. Мне более не нужно ничье одобрение. Я сама выбрала свой путь и не сойду с него, что бы ни говорили люди вокруг. Никто не вправе судить другого, не побывав на его месте. За свои ошибки я заплатила сполна, но и получила немало: наставников, друзей, знания. Возможно, мой выбор не будет понятен никому из тех, кого я любила в прежней жизни, но это не делает его ложным. И все же я благодарна тебе за эти слова, в них есть надежда. Я прощаю тебя.
Лонхат поклонился так низко, как никогда ранее.
— Да будет судьба милосердна к тебе, старый друг, — тихо сказала Йорунн и, резко развернувшись, спешно покинула комнату.
— Герцог готов принять вас, — раздался позади голос секретаря.
Хольдинг постарался взять себя в руки. Не важно, что последние дни дались ему тяжело. Йорунн была права — надежда всегда оставалась, даже там, где, казалось бы, появиться ей неоткуда. И не ему, Лонхату, бежать от трудностей.
Старик глубоко вздохнул и шагнул в гостеприимно распахнутые двери, готовясь к непростому разговору.
10. Приговор (окончание)
Ликит провел в почти полном одиночестве несколько дней. Вставать с постели было сложно, слишком болели раны, да и куда идти? За дверями стража, а внутрь комнаты пускали только слуг, приносящих еду, и лекаря, меняющего повязки. Ни на один вопрос раненого они отвечать не стали.
Аппетита не было вовсе, но юноша заставлял себя съедать все до крошки, чтобы восстановить силы. После он заворачивался в теплое шерстяное одеяло и забывался тревожным сном.
Лонхат не появился ни утром, ни к вечеру следующего дня, ни позже. Новостей не было. Первое время Ликит прислушивался к любому шороху в коридоре, опасаясь услышать знакомые голоса, только измененные страхом или болью. Воображение жестоко издевалось, рисуя картины расправы над хольдингами. Но время шло, а снаружи, кажется ничего не происходило.
Часы ожидания тянулись мучительно, складываясь в бессмысленные дни. В какой-то момент юноша понял, что если бы решение о наказании было принято, то начали бы с него, Ликита. Эта мысль немного утешила, хоть и не очень сильно.
Вынужденное безделье и одиночество терзали, изматывая сильнее, чем он мог бы вообразить. На третий день он попробовал самостоятельно вставать. Получилось, хотя в качестве опоры и поддержки было использовано все, что попалось под руку.
“Я должен быть стойким, — шептал самому себе Ликит, — хотя бы для того, чтобы умереть достойно”. От этих слов тоска навалилась с новой силой, а тревоги вновь заполнили голову без остатка. Хотелось одновременно кричать, плакать, ругаться и спрятаться от неведомого будущего.