Нет места под звездами
Шрифт:
Она развернула аккуратный сверток, что до этого лежал в стороне, не привлекая лишнего внимания, и показала супругам два черно-золотых ободка — побольше и поменьше.
— Это дар герцога Недоре и одна из ценнейших вещей, что когда-либо принадлежала мне. Я даже боюсь посчитать, сколько лет этим браслетам. Они неповторимы во многих смыслах и дороги мне, как память и знак особого отличия. Но там, куда я отправлюсь, в скором времени начнется война. Я надеюсь выжить в ней и победить, и по возможности вернуть то, что когда-то потеряла. У судьбы много путей, не знаю, какой дорогой мне суждено пройти. Не хочу рисковать этой драгоценностью.
— Можно посмотреть поближе?
— Да, но не стоит прикасаться лишний раз. В них живет древняя и очень странная магия, шутки которой бывают неожиданными, — Йорунн пододвинула сверток поближе к свету. — Так будет безопаснее. И прошу вас никому не говорить о них.
— Как скажешь, — кивнул Агвид, принимая дар. — Мы сохраним его до нужного часа.
— Спасибо! Скажите, как мне отблагодарить вас за заботу и доброту?
— Вернись с победой, — серьезно ответил старый разведчик. — Или просто вернись. О большем и мечтать не смею.
— Верю, что так и будет, добрый друг. Милая Биргитт, для вас я оставлю кое что на столике в своей комнате. Откроете, когда я уеду.
— Хорошо, — пообещала та. — Йорунн, знай, что мое сердце всегда с тобой.
— Я знаю, — Йорунн крепко обняла обоих супругов. — Никогда не забывала.
Утром девушка уехала. Ее сопровождал небольшой отряд, всего десять человек. Путь предстоял долгий, земли, что лежали южнее Миаты, были пустынными, а рисковать попусту никто не хотел.
Агвид положил сверток из темной ткани в самый надежный ящик в своем кабинете. Щелкнул хитрый замок, ключ бывший комендант оставил при себе. В дверях появилась Биргитт, она сжимала в руках небольшую коробочку черного лакированного дерева.
— Наша Виви оставила мне на прощанье вот это, — сказала она. — Настоящее сокровище.
Хозяйка дома открыла крышку и показала мужу содержимое. На темно-синем бархате блестела фибула тонкой работы. На ней причудливо сплетались изображения летящей ласточки и дракона, совсем такого же, что отмечал личную гвардию правителя. Белое серебро и теплое солнечное золото. К фибуле была приложена краткая записка: “Той, кто сделал возможным союз Степи и Гор”.
17. Цветы не должны бояться прихода весны
Арен в задумчивости рассматривал усыпанные обильным весенним цветом яблони. Обитель Семиликой сейчас больше напоминала застывшее на склоне гор бело-розовое облако. Жрицы с огромной заботой и любовью ухаживали за немалым садом и цветником, благодаря их трудам храм представлял собой удивительное зрелище в любое время года. Тут всегда царило радостное смешение форм и оттенков, высокие стройные деревья соседствовали с совсем крохотными кустарниками, ограду украшали вьющиеся лозы, а дорожки окаймляли пестрые россыпи, радуя взгляд прохожих от самых первых оттепелей до глубокой осени.
Чем-то эта привязанность жриц к природной красоте и изящной упорядоченности растений напоминала Арену родные места. Миатцы обожали ухоженные цветники, оплетенные ветвями вьющихся роз дома и искренне недоумевали, как могут жить в своих безводных краях жителю юга империи.
Возможно поэтому Арен был даже рад проводить под храмом так много времени. Воспоминания о прошлом всегда согревали: любящая семья, уютный дом, детские забавы, юность, взросление. Даже расставание с родителями не было омрачено печалью. В шестнадцать лет он уехал, чтобы обучаться военному делу. Это было почетно, отец и мать искренне гордились успехами сына, радовались каждому его приезду, понимая, впрочем, что мальчик уже вырос и превращается в мужчину.
А поток событий меж тем подхватил дерзкого юношу и понес в неведомое. Сперва обучение, служба в городской страже Кинна-Тиате, несколько лет на границе, два долгих года в Золотых Землях. Именно они поменяли представления Арена о том, что такое на самом деле империя. Об этом времени воин не любил вспоминать и тем более рассказывать, а для себя твердо решил, что его место тут, к востоку от Серых перевалов.
Впрочем, Арену везло. После возвращения в Недоре, судьба забросила его далеко на север, в крепость Утта. Суровый и холодный, даже по меркам жителей гор, край оказался гораздо более приветливым, чем согретые солнцем земли родины императора. Именно в Утте произошло знакомство сперва с Ульфом Ньордом, а затем и с герцогом. А еще через три года Арен вновь оказался в столице, но на этот раз одним из гвардейцев личной стражи правителя.
С годами пришло осознание — по эту сторону гор тоже происходят странные и пугающие вещи, а люди остаются людьми что тут, что там. Чем выше поднимается человек, тем менее различимым становится путь, оставшийся внизу. Стираются детали, теряются отдельные фрагменты, забываются лица, уходят в прошлое чувства. Не успеваешь оглянуться, как обнаруживаешь себя на вершине в гордом одиночестве.
Арен не хотел на вершину и не хотел одиночества. Да, сейчас он стоял так высоко, что уже отчетливо видел, каким хрупким было равновесие в этом мире, понимал, что иногда жертва одного может спасти судьбы многих, а право жить той жизнью, о которой мечтаешь, дается лишь единицам. И все-таки ему хотелось думать, что цветы, распускающиеся каждую весну, так же важны, как будущее империи.
***
Встречать леди Виалу по вечерам у храма Семиликой стало для Арена особой традицией. Когда-то давно об этом просил Ульф Ньорд. Ему было тревожно за сестру и он не без основания полагал, что отказ императору, переданный через лорда Ундеса, может иметь непредскауемые последствия. Черный Волк с радостью бы сопровождал ее сам, но Виала даже обсуждать это не захотела.
— Я не малое дитя, — сказала она тогда. — И не хочу жить так, будто у меня все еще есть хозяева. Разве свобода не подразумевает доверие?
Ульф не спорил. Объяснять, что не доверяет он не ей, а императорскому благоразумию, не захотел, чтобы не пугать понапрасну. И попросил Арена ненавязчиво присматривать за девушкой во время ее долгих прогулок вне замка.
Шли месяцы, зима сменилась весной, а Кинна-Тиате жил своей размеренной жизнью. Летом пришли вести о свадьбе сиятельного императора с госпожой Арселией, матерью наследника, и Ульф успокоился, предоставив Виале полную свободу.
Каково же было его удивление, когда после памятного пожара он обнаружил рядом с сестрой молодого воина. Прежде Виала не позволяла кому-то прикасаться к себе, если это не было остро необходимым или могло нарушить приличия. Но по отношению к Арену она явно не испытывала ни страха, ни настороженности. Тихо и незаметно он стал неотъемлемой частью ее жизни.