Нет мне ответа...
Шрифт:
По стихам Вашим, несколько старомодным, видна Ваша большая читательская культура. Стихи музыкальны, добры, полны благородного звучания и какой-то совершенно детской доверительности и открытости миру. В Вас, несомненно, погиб очень талантливый и благородный поэт, но человек, чуткий к боли и страданию, не только своим, человек, бесконечно справедливый, добрый, остался с Вами, и то слава Богу.
Вам не хватило среды общения, понимания, хотя бы простого, совсем домашнего. Не хватило и печатания — это очень необходимо, ведь от каждого опубликованного произведения автор отплывает, как от пристани, и, глядя на неё издали, ощущает, как потраченная энергия, образовавшаяся в сердце пустота в силу «истраченного материала» наполняется новыми, обновлёнными красками, звуками,
Излияния на бумаге спасают от одиночества, спасли, судя по стихам, и Вас в заключении, но для совершенствования таланта, для движения выше и дальше этого мало. Поэту нужна среда и среда мыслящая, горячая, противоречивая, но не равнодушная, не чужая, не тупая, наконец. Поэту и без того трудно и одиноко, ибо по остроте восприятия жизни, по глубине чувств он и без того выше и дальше толпы и черни, он и без того гибельно страдает и любит, и в среде, совсем его не понимающей, не чувствующей, не ценящей, — он и вовсе задыхается.
Как Вы выжили в лагере, я могу понять, как перенесли творческое одиночество — это тоже вроде понятно, но почти необъяснимо, не поддаётся толкованию — какая должна быть великая стойкость и сила у человека. Прозаику в этом мире чуть полегче. Кроме того, рядом со мной, например, всю жизнь человек, который не просто меня понимает, ценит и чувствует, но и помогает своим присутствием, вниманием, да и просто вовремя накормит, спать велит, на машинке напечатает.
Я очень часто думаю над судьбами тех, кто прошёл войну, тюрьмы наши адские, прелести всеобщего соцтруда, — что было бы с литературой и литераторами, не пройди они это? Дар Божий с ними, это несомненно, был и остался бы. А лира? На какой бы лад она была бы настроена? Что было бы с Вами, с Вашим поэтическим даром, не перенеси Вы всего того, что перенесли? Усадебный поэт Фет? Но он уже был, и усадьбы порушены и сожжены новыми хозяевами жизни. Скорей всего целая когорта поэтов нового времени воссоздала бы старое строение и двинула слово дальше. Думаю, высот и побед поэтических и литературных вообще она бы одержала больше, скорей всего создала бы мощную литературу мирового звучания. Плацдарм был, здоровье у народа было, сил не занимать, таланту и любви к своей земле и народу — тоже.
А так что ж? Ещё одно загубленное дарование, ещё одна остановленная на взлёте жизнь. И в результате великая русская литература едва теплится, к небу взлетают лишь отдельные искорки и «гаснут на лету», как сказал поэт Полонский.
Книжку Вашу я оставляю у себя. Может, чего-то выберу (у меня есть намётки) и напечатаю. А из последнего раздела кое-что покажу композиторам - может, положат чего на музыку. На мой взгляд, есть два-три совершенно превосходных романса.
Не знаю, как Вы перебиваетесь материально, но хорошо бы Вам этот сборничек издать, да и успокоиться, прижав его к своему сердцу, потому как все тут есть, и стон, и звук Вашего сердца. Сейчас за деньги можно издаться в любой, даже в местной типографии. Попробуйте, всё же это итог жизни, итог пусть и грустный, но чистый, достойный человека, авось и почитает кто, и поплачет.
Кланяюсь Вам и желаю хоть какого-то здоровья, добрых дней и добрых людей возле себя. Всего-всего Вам доброго! Спасибо за стихи, за грусть и слёзы, за благородство и счастье общения с «тихим, добрым словом». Живите дольше и пишите, пока пальцы держат ручку. Ваш В. Астафьев
8 мая 1911 г.
Красноярск
(семье И.Н.Гергеля)
Дорогие Тоня! Ваня! И я, как всегда, после праздника поздравляю Вас с началом весны и днём Победы! Здоровы будьте! И чтобы ребятишки были здоровы и поменьше хлопот доставляли. Мы живём напряжённо и трудно, в особенности Мария Семёновна, двое школьников в наши годы — это не награда. В особенности трудно с младшей. Она вертлява, подвижна, учиться не хочет, а только играть, на каждое слово выдаст десять и артистка первоклассная, с нею хоть смейся, хоть плачь. Я прошлым летом забрал её к себе
Работал над романом о запасном полку, где помянул и твои, Ваня, незабвенные топкие лагеря. Роман страшный, как и вся наша жизнь была и есть страшная. А пока у нас ещё не постучала весна, снег, холод, нет ещё новой травы. Я ещё не убрался в огороде — сыро. И в деревню не перебирались — холодно. Вот на рыбалку 10-го собрался лететь. Один раз уже билеты на самолёт сдавали, было морозно на Севере.
Не знаю, читал ли ты мою статью в «Известиях» за 1-2 мая, там я товарищам коммунистам сказал частично о том, что они заслужили, и боюсь, что с бывшим герой-функционером Шадриновым мы переругаемся, а нам уже на старости лет ругаться не надо бы. Может, Вам с Тоней приехать? Что ты её никуда не возишь? От вас через Оренбург к нам идёт какой-то поезд, есть и проходные. Насчёт самолётов — не знаю, да и дорого на самолётах.
Словом, черкни мне, что и как. А мне надо, чтобы ты прочитал рукопись о запасном полку.
Обнимаю и целую вас. Ваш Виктор.
Мария присоединяется. Ребятишки тоже.
13 мая 1991 г.
Красноярск
(С.Ермолаевой)
Дорогая Светлана!
Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Моё затянулось, очень всё же много того, что мешает ныне жить и работать, мелочи давят главное. Работа нал первой частью романа ещё не закончена, но рукопись уже читабельна. Я посылаю её тебе всю, чтобы ты увидела, какую ношу я взвалил на себя, а муж твой откроет для себя новость, что все наши армейские беды и гадости начались не сейчас.
У меня одна просьба — надолго рукопись не задерживать, и, хотя я знаю, как вам и нам всем живётся суетно и трудно, всё же малость загружу вас:
1. Все речения, разговоры казахов перевести на казахский язык, но в русской транскрипции, а можно так и эдак.
2. Два-три расхожих казахских имени, что-то вроде нашего Ивана, и одно редкое, степное, которое бы говорило о принадлежности к древнему высокому роду.
3. Одно-два расхожих восклицания, что-то вроде нашего присловья и обязательно одно-два ругательства, но не стервозных, не пошлых, а «домашних» повседневных. Хорошо бы какую-нибудь примитивную песню или напев, когда поют, чистя картошку, для себя, думая о доме, о родных, о своём кишлаке (надо ауле), о степи, о горах.
Вот и всё. Заранее благодарю. Желаю доброго здоровья и хорошей жизни вообще, с мужем в частности, ибо в наше дикое время сходиться на жительство могут или безответственные дураки, или уж действительно добрые, уставшие от одиночества люди.
Храни вас Бог! Виктор Петрович
18 мая 1991 г.
(адресат не установлен)
Уважаемый Алексей Алексеевич!
Благодарю Вас за письмо и за добрые слова о моей работе.
Переехав в Пермь из г. Чусового той же области (сюда привезла меня жена после войны — она родом из Чусового), в 1962 году я приобрел дом в заброшенной деревушке, где прожил и проработал, как оказалось, свои самые плодотворные и счастливые годы.
То, что написано в рассказе «Яшка-лось», выдумывать не пришлось. Был случай с жеребёнком, потерявшимся и выросшим в лесу, был и бригадир-пьяница, которого обожали лошади и которых утопил он штук пять, да и измывался над ними и над людьми тоже, как дурь велела. Однажды его «сняли с лошади» — выгнали из бригадиров, так он перестал выпускать лошадей из загороди, и они съели там весь дёрн, лизали землю. Когда, идя на берег, я выдернул запор, они чуть не растоптали меня, ринулись к воде. Бригадир пьяный и дурной кричал: «Я подохну, так пусть и они подохнут!» А стадо коней, хорошее, послушное, было сохранено и разведено им. За реку, в догнивающее отделение совхоза отдали лошадей и всё остальное на вымирание — кончится скот, люди бросят землю и совхоз и уедут. И не будет забот совхозу с Заречьем.