Нет моей вины
Шрифт:
Куда подевалась Олеся? Почему она, Катя, уснула в одежде и проспала больше шестнадцати часов? И самое главное — где Артём?!
Стараясь не поддаваться панике, Катя собралась и пошла домой к Артёму.
…Римма Артуровна встретила её радушно, как всегда, но быстро прошептала, что Артём с вечера почти не выходит из комнаты, ничего не ест, почти не разговаривает и вообще, выглядит хуже некуда.
С тяжело бьющимся о рёбра сердцем Катя подошла к двери в комнату Артёма и постучала.
— Кто? — раздался глухой голос,
— Артём, открой! Это я.
Повисла пауза.
— Артём! — Катя вновь постучала.
— Уходи. И больше не появляйся, — холодно процедил он.
— Артём! Я не уйду, пока ты мне всё не объяснишь! Открой! Мы не должны разговаривать через двери!
— Так не разговаривай. Убирайся, — снова холодно ответил он и добавил чуть громче: — Бабушка, убери её! Иначе я вызову милицию.
— Артём! — крикнула Катя. — Ты с ума сошёл?! Если ты не хочешь больше разговаривать, то хоть объясни, почему?!
— Убирайся! — прогремел он так, что Катя и Римма Артуровна вздрогнули, и чем-то запустил в стену. — Убирайся, иначе я не отвечаю за себя!
Катя всхлипнула, закрыла лицо руками и выбежала из их квартиры. Мир рушился, обломки летели прямо ей в голову, а она ничего, ничего не могла понять!
Катя вернулась к себе домой, её снова начало мутить, бил озноб. Забравшись под тёплое одеяло, она лежала и думала. Что-то случилось, иначе невозможно объяснить поведение Артёма.
И это что-то связано с Олеськой! Катя набрала номер Олеси, та не ответила. Позвонила на домашний: там ответили, что Олеся на работе. Ей, Кате, тоже сегодня на работу в ночь. А это значит, что раньше завтрашнего вечера она не сможет снова сходить к Артёму и попытаться с ним поговорить. На звонки он так и не отвечал, хотя Катя звонила и звонила.
Позвонила Олеське на рабочий: после некоторой заминки сообщили, что Олеся Викторовна занята работой с клиентом.
Олеська прячется. Значит, Катя думает правильно. Неспроста Олеся вспомнила о старой подруге, и именно с её визита начался весь этот бредовый спектакль.
…- Тёма, к тебе, — Римма Артуровна нерешительно поскреблась в двери комнаты внука.
— Кто? — глухо спросил он.
— Олеся.
Через несколько секунд он появился в дверном проёме. Олеся ужаснулась его виду: чёрное лицо, щетина, потухшие глаза. Никогда она не видела у него таких глаз.
Вошла в его комнату, скромно устроилась на стуле.
— Что хотела? Зачем пришла?
В какой-то момент Олеся чуть было не призналась во всём, поняв внезапно, какую боль он испытывает по её вине. У него были мёртвые глаза. Неживые. Но именно по причине того, что из-за этой облезлой мыши Бабушкиной у него такие глаза, Олеся и сдержалась. Обойдутся! Всё правильно она сделала!
— Ревизию делала дома, — защебетала она. — Нашла твои вещи, вот, собрала и принесла. Пара футболок, книга. А то, говорят, женишься ты, потом уж неудобно будет возвращать, при молодой жене-то!
— Я не женюсь. Но спасибо, что принесла.
— Как не женишься? Врут? Ну вообще, может, и правда Жорке верить нельзя…
— Жорке? — по и без того тёмному лицу Артёма пробежала тень.
— Ну да, Чигирева на днях встретила, он говорит, видел Бабушкину, счастливая она такая, хвастала, что за тебя замуж выходит.
Артём сжал зубы, на щеках ходили желваки. В какой-то момент Олесе стало по-настоящему страшно. Кажется, она недооценивала его всегда!
— Это устаревшая информация, — Артём всё же взял себя в руки.
— Поссорились что ли? Ой, да не бери в голову! Милые бранятся — только тешатся! Помиритесь!
— Я уезжаю, насовсем, — бесцветным голосом сказал Артём.
— Куда это? — Олеська чуть не подскочила от такой удачи. Повезло так повезло! Он сваливает, и не видать его этой облезлой мыши, как своих ушей!
— Неважно. Ты вещи отдала?
— Поняла-поняла, — радостно отозвалась Олеся и встала. — Счастья тебе желаю на новом месте!
— Спасибо, — ответил Артём, даже не взглянув на неё.
Олеся вышла и прикрыла за собой двери. Всё получилось даже лучше, чем она планировала! Скорее бы этот лох уехал!
* * * * * * * *
После смены, едва держась на ногах, Катя ждала Олесю у входа в банк. Иначе поговорить не получалось: дозвониться она так и не смогла.
Вскоре Олеся появилась в дверях, весёлая и цветущая, как всегда. Но Катя готова была дать руку на отсечение, что когда «подружка» увидела её, очень испугалась.
— Привет! Ты что здесь делаешь? — Олеся дышала, словно запыхалась, глаза её бегали.
— Привет. Тебя жду. Хочу узнать правду о том, что случилось позавчера у меня дома.
— А что случилось? Мы с тобой посидели, потом в семь я ушла, потому что должен был прийти твой Суворов. Вот и всё.
— Олеся, — терпеливо начала Катя. — Ты лжёшь, и я это знаю наверняка. Мы не пили с тобой чай. Мы только начали, и дальше я не помню. Я медик, Олеся, и я не дура! Я отключилась и очнулась лишь через шестнадцать часов! Это действие какого-то препарата.
Она видела по глазам Олеси, что попала в точку. Но та тут же взяла себя в руки.
— Если ты страдаешь провалами в памяти, Бабушкина, не ищи виноватых! Причём тут я? Иди лечись!
— Олеся, — Катя сделала ещё одну попытку пробиться через броню «подружки». — Пойдём вместе к Артёму? И ты всё расскажешь ему, всю правду. Обещаю, я уговорю его не преследовать тебя за это! Я знаю, что всё происходящее — твоих рук дело! Зачем, Олеся? Давай вместе это прекратим!
— Слушай ты, блаженная! — прищурилась Олеся. К ней полностью вернулись и самообладание, и ненависть к этой мыши. — Катись отсюда подобру-поздорову, пока я охранника не позвала! И к психиатру запишись, тебе лечиться надо!