Нет моей вины
Шрифт:
— А ты откуда здесь? — спросила Катя, распахнув счастливые глаза.
С трудом вернувшись в реальность, Артём улыбнулся и показал свою правую руку:
— На приём ходил. Вот, гипс сняли!
— Поздравляю! Молодец, что зашёл…что встретил. Помощь-то моя нужна ещё будет?
— Конечно! Пока ещё я привыкну работать двумя руками, а время уходит. Так что, с твоего позволения, буду продолжать пользоваться твоей добротой! Завтра, надеюсь, придёшь, как обычно?
Катя кивнула, испытав огромное облегчение. Она не представляла, что будет, какой беспросветной станет
— А сейчас мы пойдём в кафе, праздновать моё освобождение…во всех смыслах этого слова, — улыбаясь, продолжал Артём. — Заодно поешь как следует после дежурства, чтобы дома потом сразу отдыхать. А завтра с новыми силами прийти ко мне.
— Хорошо, — Катя тоже улыбалась, стараясь не задумываться, откуда к ней привалило счастье. Главное, что счастье с ней, неважно, откуда оно!
— Мы расстались с Олесей, — пристально глядя в глаза Кате сказал Артём, когда они сидели за столиком в кафе. — Решил последовать твоему совету. Ты сказала, что нужно перестать быть идиотом. Не хочу больше им быть.
— Даже не знаю, что сказать, — смутилась Катя, усиленно игнорируя внутренний восторг от мысли о том, что Артём свободен. — Я с детства привыкла, что вы вместе, но безусловно, всякое бывает.
— Вот именно, — кивнул Артём, задумчиво изучая её лицо и неистово борясь с желанием протянуть руку и коснуться её щеки, губ.
Рано, не так сразу. И не тогда, когда она от усталости еле ноги переставляет. Он проводит её до дома, и пусть она отдыхает. Он подождёт. Они знакомы целую жизнь, и один день погоды не сделает.
…Они подошли к подъезду Кати уже в сумерках.
— Сможешь сама подняться? По-моему, тебя ноги не держат.
— Всё хорошо, поднимусь! Не впервой, — Катя улыбнулась и посмотрела на розу в своих руках. — Спасибо за вечер, Артём!
— Это тебе спасибо… — он не успел договорить и замер на половине фразы, потому что Катя быстро поцеловала его в щёку и скрылась в подъезде. Артём коснулся кончиками пальцев своей щеки, улыбаясь, как подросток в пубертатном периоде. Совсем он с ума сошёл, похоже!
Глава четвёртая
Катя сегодня немного задержалась, пошла к Артёму не прямо с утра: она пекла пирожки. Дело в том, что когда она была у Суворовых в прошлый раз, Римма Артуровна сообщила, что уедет на три дня к подруге на юбилей в один из городов их области. Также она попросила Катю, хотя бы когда она придёт, проследить за тем, чтобы Артём как следует питался.
Римма Артуровна сказала, что приготовит перед отъездом борщ и рис с курицей, но Артём может заработаться или элементарно полениться разогреть еду.
Катя, конечно, считала, что если человек по-настоящему голоден, вряд ли он может забыть или полениться поесть, но кто его знает, этого загадочного Суворова! Он стал какой-то странный в последнее время. Или она просто совсем не знала его раньше? Видела только то, что он сам считал нужным показать?
А теперь у Кати часто было ощущение, что Артём выходит из-под собственного контроля, становится уязвимым. Она списывала это на стресс, усугубившийся расставанием с Олесей.
Вот такая сложная и длинная предыстория была у пирожков…
Насколько помнила Катя, бабушка Артёма должна была уехать позавчера вечером. Значит, вернётся она послезавтра утром.
Когда Катя пришла к Артёму, она первым делом проверила все кастрюли и устроила ему разнос: он почти ничего не ел.
— Я ел вчера утром! И борщ, и рис!
— Что значит утром, Суворов?! А потом?
— А потом, Бабушкина, мы с тобой ужинали в кафе вообще-то! По-твоему, я потом ещё должен был ночью перекусить?!
Катя задумалась, глядя на него во все глаза. Как она могла забыть, что они ужинали в кафе? Она ведь только и думала об их разговоре и любовалась розой, которую Артём ей подарил. Видимо, не только Артём стал вести себя необычно, но и она…
— Вижу, память к тебе вернулась, Бабушкина? Рад, сердечно рад! — улыбался Артём, сидя на табурете и глядя на Катю снизу вверх. Она невольно рассмеялась, и через несколько секунд они уже хохотали вместе.
Катя как всегда внимательно и сосредоточенно работала, глядя в монитор. Артём же сегодня совсем не был настроен ударно трудиться. Конечно, он сидел рядом и диктовал, но постепенно продвигался вместе со стулом всё ближе к Кате. Она ничего не замечала даже тогда, когда он устроился прямо рядом с ней, только чуть за спиной, чтобы иметь возможность разглядывать её. Если он начнет пялить на неё глаза, сидя сбоку, она это заметит рано или поздно. А так она ничего не замечает. Артём давно обратил внимание на эту её способность целиком и полностью концентрироваться на работе. А он тем временем смотрит… и смотрит…
Катя была в тонкой трикотажной кофточке приглушённого зелёного цвета, без ворота, красиво облегающей её стройную фигуру и в то же время достаточно скромной. Таким образом, взору Артёма полностью открывалась шея Кати. Коса перекинута вперёд, на грудь, а на белой гладкой шее лежит игривый завиток волос. Раньше Артём не замечал его, но ведь раньше он и не вглядывался в Катю с таким пристрастием. В её хрупкие плечи, изящную шею и… завиток, о котором она сама, похоже, не подозревает. И который так не вяжется с её серьёзным образом.
В конце концов Артём не совладал с собой, протянул руку и легко коснулся завитка. Руки Кати замерли на клавиатуре на несколько секунд, потом она продолжила печатать.
Артём затаился, но долго продержаться не смог. Снова коснулся завитка.
— Кх-кх, Суворов! — строго сказала Катя.
И от этой строгости он потерял остатки разума и осторожности. Положил руки на плечи Кати, наклонился и начал целовать завиток.
У него сразу помутилось в голове, но он услышал и почувствовал, как Катя всхлипнула, словно задохнулась, и откинула голову чуть назад. Оставив в покое завиток, Артём начал торопливо касаться губами её шеи, спускаясь ниже, к плечу. Вскочил, едва не уронив стул, заставил встать Катю, развернул её лицом к себе и нашёл губами её губы.