Нет пути назад
Шрифт:
– Кому – им, шейх?
Вместо ответа шейх достал из-за пазухи какой-то засаленный пакетик.
– Приблизься. Возьми.
Я сделал, как было сказано.
– Это то, что мне подсыпали в еду. Таким, каким ты меня видишь, я стал только недавно, еще три месяца назад я был здоров. Теперь… хвала Аллаху, я еще достаточно жив, чтобы отомстить этим шайтанам…
В пакетике что-то было. Я не осмелился это пробовать и даже нюхать. Одному шайтану известно, что это.
– Кто это сделал?
– Человек, который пришел с той стороны.
– Из Деобанда?
Шейх снова закашлялся.
– Нет, из Хаккании.
– Я могу поговорить с этим человеком?
– Сможешь… – шейх сплюнул мокроту, – когда Аллах призовет на суд и тебя. Этот человек в аду, и смерть его была нелегкой. Но он кое-что сказал, что я хочу донести до тебя. Поступай с этим как знаешь…
– Что англичане и часть русских сговорились, да? – тихо спросил я.
– Встреча была летом прошлого года, недалеко от Джелалабада, у плотины. Со стороны англичан были двое, со стороны русских – намного больше.
– Вы знаете, кто был там со стороны англичан?
Шейх снова закашлялся.
– Мой человек наблюдал за встречей, русский. Откуда ему знать, кого и как зовут? Он помнит только то, что видел.
– Я могу поговорить с ним, эфенди?
Шейх что-то хрипло крикнул в глубь пещеры. Через несколько минут к нам выбежал подросток, лет четырнадцати, одетый как бандит. Его подбородка не касалась бритва, но за спиной – уже автомат. На меня он посмотрел с нескрываемой ненавистью…
– Это Салам… – сказал шейх, – его так назвали, потому что он появился во время, когда правоверные стояли на намазе, давая салам самому Аллаху. Его отец и все братья стали шахидами на пути Аллаха. Но Салам продолжает войну. Спрашивай, а я переведу, потому что я, иншалла, знаю русский, а он нет.
– Кого ты видел у плотины рядом с Джелалабадом этим летом, бача, опиши мне их…
– Это были девять человек, семеро руси и двое инглизи, – перевел шейх, – руси приехали первыми, а потом приехали и инглизи. На машине руси. Они разговаривали за столом около часа, а потом инглизи уехали…
– Опиши сначала инглизи, бача. Как они выглядели?
– Один высокий, примерно как ты, русский. Второй пониже на полголовы, но крепче телом, а первый худой. Оба бериш [10] . У высокого лицо… как кувшин.
– Немного длинное, – подсказал я.
– Да, длинное. Глаза серые, волосы до плеч, – продолжал переводить шейх. – Саламу он показался знатным человеком, и Салам уверен, что он инглизи.
Еще бы не знатным… Граф Алан Сноудон, двенадцатый граф Сноудон, князь де Роан, герцог де Субиз, егермейстер Его Королевского Величества Эдуарда Девятого, короля Англии, Шотландии, Ирландии и Объединенных территорий. Лейтенант двадцать второго полка специальной авиадесантной службы, то ли в отставке, то ли нет. Салам алейкум, граф. Давно я пытался вызнать, куда вы пропали и чем занимаетесь. И я, кстати, предупреждал, что следующий раз не промахнусь. Так что покорнейше простите…
10
Безбородый. Для афганца это серьезное оскорбление, оно значит «не мужчина». Бача бериш – безбородый мальчик, так называют мальчиков-проституток.
– А второй инглизи?
– Немного ниже ростом, крепкий. Лицо широкое. Нос немного поврежден, как в кулачной драке. У него черная куртка из быка, дорогая, и почти голая голова. Салам думает, что это человек его личного джамаата, телохранитель.
Этого я не знал. Скорее всего, из 22САС.
– Хорошо, Салам, я понял. Теперь опиши мне руси, которые там были.
Салам начал описывать, я запоминал. Кого-то я узнал, кого-то нет, но это неважно. Если вернусь, посижу с базой данных. Найду всех…
На то, чтобы описать внешность всех семерых, потребовалось больше времени, но описание было точным, почти фотографическим. Я задавал вопросы, и Салам подробно отвечал на них. Как и у всех людей, которые малограмотны, у Салама была великолепная память. В джамаате, в личном джамаате шейха, он служил разведчиком. Что мы можем сделать с четырнадцатилетним пацаном? Даже если он только и мечтает, что убивать нас.
Одно из описаний меня заинтересовало.
– Салам, ты хорошо сделал, что рассказал мне правду. Это хорошо. У тебя есть карандаш и листок бумаги?
Салим закивал.
– Принеси их сюда, хорошо?
Салам глянул на шейха, тот кивнул, и он помчался в глубь пещеры с той же непринужденностью, с какой наши пацаны бегают по футбольному полю за гимназией.
– Вы не опасаетесь гнева Аллаха за него? – кивнул я шейху. – Он же бача совсем еще. Где написано, что дети должны выходить на джихад?
– Он не бача! – резко возразил шейх. – Он мужчина и воин.
– Он ребенок, и вы это знаете. Сколько еще погибнет таких, а, шейх?
Хаккани снова закашлялся, сплюнул мокроту в снег.
– Иногда я думаю про путь Аллаха, русский. Тем более что скоро мне предстоит встретиться с ним, дабы дать отчет в своих делах. Хоть мы говорим, что побеждаем вас в бою, – шейх кивнул на черный зев пещерной утробы, – я знаю, что это не так. Вы сильные воины, руси. Вы самые сильные воины из всех, кого мне приходилось повидать на своем веку. У вас есть люди, готовые несколько ночей провести на холодных камнях, только чтобы потом выстрелить. У вас есть люди, которые ничего не скажут, даже если снять с них заживо кожу. У вас есть люди, готовые несколько дней идти по горам без отдыха, только чтобы настигнуть нас. Клянусь Аллахом, вы достойные враги ислама, пусть и неверные, – если бы это было не так, я бы не говорил сейчас с тобой. Но даже побеждая, вы все равно проигрываете. Сколько лет назад вы вошли в Афганистан, а ваша армия уже кишит предателями. Верно слово Книги, говорящее: а те, кто будут расходовать, чтобы отвратить правоверных от ислама, они израсходуют все, что есть, потом они потерпят убыток, потом они будут повергнуты.
– А ваша, шейх? Ваша не кишит? – спросил я, показывая на карман, куда я спрятал пакетик с ядом.
Шейх ничего не ответил.
Вернулся Салам. Протянул мне школьную тетрадку и карандаш фабрики «Сакко и Ванцетти». Тетрадь была наполовину исписана, я понял, что это неумело составленные планы военных городков…
Я наскоро накидал карандашный рисунок, показал его Саламу.
– Он! – радостно сказал Салам. – Это он, руси! Точно он…
Шейх что-то сказал Саламу, и тот побежал в глубь пещеры.