Нет жизни никакой
Шрифт:
— Два на ниточке!!!
— Крови-и-и!
— И еще, — торопливо договаривал Г-гы-ы. — Я тут над полем битвы буду кружить, как черный ворон. Если тебе руку там… или ногу, или башку оторвут, я быстренько подберу и спрячу. Чтобы потом путаницы не было. Идет?
— Идет, — кивнул Никита. — Ну… давай.
— Два на волоске… Три!!!
— Крови-и-и!!!
— Начина-а-ай! — дико вскрикнул селезень и подпрыгнул в воздух. — Впере-е-ед!
Двери правительственного здания, которые прекрасно были видны Никите, распахнулись. Оттуда выскочил невысокого роста человек с гладко зачесанными назад волосами в черном строгом костюме и черном длиннополом пальто. В каждой руке человека было по пистолету.
— Братва… — развязно, будто выжевывая слова,
И с видом полнейшего равнодушия по отношению к толпе бунтовщиков сплюнул себе под ноги.
Обалдевшие от подобной наглости повстанцы на минуту примолкли. Человек, назвавший себя Сашей Белым, судя по всему, решил, что слова его возымели должное действие, и для пущего эффекта страшно осклабившись, обернулся назад и крикнул, призывая кого-то:
— Пацаны!
Из распахнутых дверей правительственного здания один за другим выкатились не менее сотни точно таких же гавриков в черных строгих костюмах и черных длиннополых пальто, а выкатившись, гаврики немедленно начали обниматься и целоваться друг с другом, отчего происходящее стало напоминать многолюдные похороны.
— Ну что, сволочи? — победно загремел рупор из окна. — Увидели теперь, с кем вам придется иметь дело, если вы сейчас же не разойдетесь по домам? Это — мои защитники! Они очень крутые и в мире живых считаются героями своего времени! Лучше вы их не злите!
Неизвестно, сколько бы наблюдавшие за всем этим повстанцы пребывали в состоянии изумленного ступора, если бы все тот же кровожадный Покатигорошек не развернул свой пулемет и не дал бы длинную очередь по защитникам правительственного здания. После этого ряды восставших дрогнули — и покатились вперед. Защитники на несколько мгновений смешались, но довольно скоро оправились — и открыли ураганный огонь из своих пистолетов, который, впрочем, нисколько нападавших не остановил. Стрелять в несущихся на правительственное здание героев из ручных пистолетов было все равно что кидать камешки в набегавший на скалу девятый вал.
Не успевшего еще понять что к чему Никиту мгновенно смяли. Он рухнул и подняться даже не пытался — как тут поднимешься, когда по твоему телу бегут сотни и сотни ног? Он только уткнул лицо в ладони и подвел коленки под живот, чтобы его не очень-то втаптывали в землю.
А на пятачке вокруг правительственного здания творилось такое…
Глава 6
Сарынь на кичку!
Восставшие герои колонии, вступив в драку, неожиданно ощутили невиданный прилив сил. Иначе и быть не могло — они все были какими-никакими, а героями, а для героя, настоящего или не очень, драка — родная стихия. Всего за несколько минут сражения полсотни защитников правительственного здания были разорваны в клочья — черные лоскуты реяли над орущим и беснующимся сборищем, как хищные птицы. В принципе на этом сражение можно было заканчивать, но вошедшие в раж герои прекратить побоище уже не могли.
Илья Муромец, например, когда под ним пал его боевой конь, то есть кентавр Борисоглебский, больно шмякнулся о землю задницей и, вконец разозлившись, хряпнул могучим кулаком по шее первого попавшегося ему под руку, как будто этот первый попавшийся был виноват в падении Ильи.
Первый попавшийся оказался героем легенд английских мореплавателей Джоном Сильвером, злобным одноногим пиратом. Несмотря на инвалидность, Сильвер дрался очень даже неплохо, умело орудуя протезом из мореного дуба. Получив от Ильи по шее кулаком, Сильвер немедленно развернулся и врезал Илье протезом между ног. Охнув, Илья попятился и наткнулся задом на героя эпоса казахского народа Кендебая, отдавив тому обе ноги. Пока Кендебай соображал, что все это могло значить, Илья пришел в себя, повернулся к Кендебаю лицом, принял боксерскую стойку и провел серию мощных ударов в корпус, после чего Кендебай отлетел на несколько шагов назад и влепился в семерых сказочных гномов, продвигавшихся к правительственному зданию сплоченной «свиньей». От удара стройные ряды гномов развалились и мгновенно переформировались из «свиньи» в круг, в центре которого, охая, приподнимался с земли Кендебай. Разозленные гномы набросились на героя казахского эпоса с таким рвением, что всего за минуту втоптали его в землю по шею. Они втоптали бы его и глубже, если бы не Капитан Крюк, с дикими воплями ворвавшийся в гномью ставку и не нанизавший всех семерых на громадные зазубренные крюки, которые были у него вместо рук. Покончив с этим грязным делом, Капитан издал победный клич, который привлек внимание Арнольда. Арнольд, отчего-то пришедший в ярость из-за криков Капитана Крюка, пробился сквозь толпу и прикладом своего помпового ружья нанес Капитану такой мощный удар, что голова Крюка отделилась от шеи и взмыла высоко в небо, где была подхвачена полуцутиком Г-гы-ы — полуцутик исполнял свое обещание, данное Никите, следить с высоты птичьего полета за схваткой. Полуцутик подбросил неистово матерящуюся голову еще выше, перекувыркнулся в воздухе и с криком:
— Пенальти! — врезал ногой по голове, как заправский футболист по мячу.
Эдуард Гаврилыч, наблюдавший в окно за штурмом, обеспокоенно присвистнул обеими головами, метнулся в коридор и скоро вернулся, подкатив к окну зенитную установку. Снаряды у него, вопреки уверениям селезня, наличествовали, хотя снарядов этих было совсем немного. Эдуард Гаврилыч прицеливался — голова Эдуард склонилась над прорезью прицела, а голова Гаврилыч, вытянув шею, следила за толпой, выбирая жертву.
— В кого стрелять? — берясь за спускозой рычаг, спросил Эдуард.
Гаврилыч зорким оком ухватил из общей мешанины мощную фигуру Ильи Муромца и хотел было уже скомандовать Эдуарду, но тут появившаяся с зеленых небес Пятого Загробного Мира голова Капитана Крюка врезалась Гарвилычу в лоб и упала на пол, продолжая материться такими страшными словами, что даже видавший виды Гаврилыч, и сам при случае любивший матюкнуться, потерял сознание не столько от удара, сколько от неожиданного испуга.
Эдуард, занятый вращением рукояти наведения, почувствовал только удар и, оторвавшись от прорези прицела, увидел голову на полу. Эдуард вскрикнул, с перепугу решив, что это отстреленная только что голова Гаврилыч, и, цепляясь за рычаги, сполз на пол. Ствол задрался вверх, и зенитка грохнула, выпустив из своего нутра снаряд, который с невообразимой скоростью взвился в небо.
— Ни хрена себе! — проорал полуцутик, уворачиваясь от снаряда, который, набрав высоту, замедлил скорость и, перевернувшись головкой вниз, полетел на землю.
— Ни хрена себе! — проорал полуцутик, вторично уворачиваясь от снаряда.
Никита шел через толпу с трудом — словно по грудь в воде. Направление, в котором ему надо было двигаться, чтобы выбраться на свободное пространство, он потерял еще в самом начале схватки и теперь шел наугад. Никаких особых изменений в своем физическом состоянии после заклятия, наложенного на него полуцутиком Г-гы-ы, он пока не чувствовал.
«Схалтурил крылатый поганец, — раздраженно думал Никита. — Хотел свою шкуру спасти и не стал тщательно наводить заклинание. Теперь мне кранты. Если я отсюда вовремя не выберусь. А я, надо полагать, все-таки вовремя не выберусь… Такая уж тут каша заварилась…»
Откуда-то сбоку вынырнул обнаженный по пояс мускулистый парень с повязкой на курчавых волосах.
«Рембо», — сразу догадался Никита, всегда уважавший американские боевики за незамысловатый сюжет и причудливые спецэффекты.
Парень орудовал длинным луком с порванной тетивой, как крестьянской косой, сбивая с ног всех, кто попадался ему на пути. Как только Никита понял, что теперь на пути Рембо оказался он сам, ему оставалось только развести руками и приготовиться достойно встретить соперника — потому что увернуться он никак не успел бы.