Нет жизни никакой
Шрифт:
— Как зовут? — снова спросил Эдуард.
— Зовут как? — рявкнул Гаврилыч.
— Не ори, — негромко попросил мужчина. — Не на митинге. Ты что — правда не знаешь, как меня зовут?
— Здесь я, милый друг, задаю вопросы, — сказал Эдуард.
— Здесь мы вопросы задаем, понял, падла? — рявкнул Гаврилыч. — Как зовут?
— Саша Белый я, — сказал мужчина и прищурился на ифрита. — Слышал о таком?
— Нет, — сказал Эдуард.
— Нет, — сказал Гаврилыч.
— Не слышал? — искренне удивился тот, кто называл себя странным
Эдуард Гаврилыч хлопнул в ладоши, и на стол легла толстая палка.
— Личное дело, — прочитал Эдуард. — Так, что тут у нас… Ага, инженер Васькин. Когда сосед лягнул его собаку Юльку, сел смотреть телевизор. После просмотра одной серии телесериала сказал жене, что пошел на разборки с соседом. Сосед оказался чемпионом Сыктывкара по самбо. Все. Дальше ненужные подробности.
В камин с грохотом свалился новый герой, оказавшись точно таким же, как и первый. Новый герой с достоинством поднялся на ноги, подошел к первому, троекратно облобызался с ним, сказав при этом:
— Привет, брат.
— Как зовут? — прорычал на него Гаврилыч. Новоприбывший посмотрел на ифрита, как на дурака.
— Саша Белый, — сказал он.
Эдуард вздохнул, хлопком ладоней материализовал у себя на столе еще одну папку бумаг, раскрыл ее и прочитал:
— Личное дело… Предприниматель Савушкин. В тот момент, когда к нему в офис с проверкой пришла команда налоговой полиции, смотрел телевизор. На приказание «встать!» дико закричал матом и достал пистолет. Пистолет у него был игрушечным, у сотрудников налоговой полиции — настоящим. Все. Дальше ненужные подробности.
В каминной трубе несколько раз подряд прогрохотало. Пятеро совершенно одинаковых героев с прилизанными волосами и в черных длиннополых пальто один за другим восстали у рабочего стола Эдуарда Гаврилыча. На поверхность стола участкового легли пять папок с бумагами.
И закипела работа в кабинете Эдуарда Гаврилыча.
Гаврилыч каждому появившемуся орал:
— Молчать! Как зовут?! Новоприбывшие отвечали одинаково:
— Саша Белый. Слышал, падла, о таком?
Эдуард тем временем лихорадочно шелестел бумагами из личных дел:
— Строитель Сидоров… Очень любил смотреть телевизионные сериалы и не любил прораба Челюскина. Однажды забил стрелку с прорабом на заднем дворе стройки. Прораб забил Сидорова в бетон с головой…
— Безработный Сигизмундов. После просмотра любимого сериала по телевизору вооружился топором и пошел в консерваторию знакомиться с будущей предполагаемой женой. Зарезан смычком… Что это вообще за телевизор такой? — прервавшись, спросил у Гаврилыча Эдуард. — Сколько народу из-за него преждевременно в наш загробный мир перебирается?
— Не знаю, что такое телевизор, — сквозь зубы отвечал Гаврилыч. — Не мешай мне… Читай свои бумажки. А ну молчать! Кто только что свалился из каминной трубы, подойти ко мне отмечаться! Как зовут?
— Саша Белый.
— Саша Белый.
— Саша Белый. Не слыхал про меня, урод?
Герои сыпались из каминной трубы уже пачками. В комнате, куда они тесно набивались, стоял оглушительный шум из-за непрерывного поцелуйного чмоканья и хлопков по плечам. То и дело слышалось:
— Привет, брат.
— Какие дела, братья?..
— Поперла партия, — ворчал замученный Гаврилыч. — Не думал, что в мою смену такая морока выпадет.
— Это как двести лет назад, — отвечал Эдуард, — тогда тоже отрядами и взводами валились герои тогдашнего времени. Пе… Печорины их звали. Мне рассказывали. Продохнуть тогда нельзя было из-за героев тогдашнего времени. Сейчас, наверное, то же самое будет… Ох, морока… Откуда они только берутся, сволочи…
— Слушай! — крикнул вдруг, перекрывая клекот поцелуев и похлопываний, Гаврилыч. — У меня идея! Надо попросить эту партию героев навести порядок в колонии! Небось наши бунтовщики уже подошли к зданию. И зенитные снаряды тратить не придется…
— Гениально! — крикнул в ответ Эдуард. — Так и сделаем!
Центр Колонии X Пятого Загробного Мира здорово напоминал окраинную часть Саратова. Бесконечные заборы — то деревянные, дощатые, то бетонные, — километры заборов, крашенных краской, мелом, а то и вовсе некрашеные.
Из-за заборов выглядывали макушки убогих домиков, а где-то вдали виднелись почти неразличимые в зеленом тумане, заменявшем в Пятом Загробном небо, высотные здания. На одном из заборов было черной краской намалевано:
Муссолини — дурак, курит табак, дома не ночует, Гитлера целует.
А внизу размашисто мелом:
Сам такой! Это неправда, друзья! Б. Муссолини.
Слева сбоку можно было рассмотреть приписку маленькими, каллиграфически точно выписанными буквами:
Бенито! Хватит писать про самого себя гадости и самому же их опровергать! Популярности тебе такое дело не прибавит — черный пиар дело неблагодарное. Мое имя в истории все равно больше значит! А я шоу-бизнесом занялся — мим-эксцентрик, хочешь, приходи на мое выступление в клубе «Киев» — выступаю утром, часа в четыре — придешь? С приветом, твой бывший добрый друг А.Г. (Ш.)
Никита усмехнулся.
Он когда-то тоже назначал свидания своей невесте Анне подобным образом — писал мелом на стене противоположной пятиэтажки. Анны вечно не было дома, мобильного телефона она не имела, а записки из замочной скважины воровали местные мальчишки, да и сама Анна всегда возражала против записок в замочной скважине — не нравилось ей, что в ее отсутствие по торчащим в двери бумажкам можно определить, что квартира пуста. И напрасно Никита уверял ее, что ни один городской вор и не подумает лезть в квартиру невесты боевика бригады Петросяна — тогда еще Никита был боевиком в ОПГ саратовского авторитета Жени Петросяна…