Нет золота в серых горах (Сборник)
Шрифт:
Однако вернемся к той непроверяемости («антиверизму»): характерной черте, либо — если это больше нравится другим, а особенно противникам жанра — стилем фэнтези. И снова обратимся к рассказу о Золушке. Пусть наше повествование начнется, когда все уже чуточку подпорчено стохастикой случайностей — скажем, на балу. Что мы тут имеем? Так. Мы имеем замок и галереи, принца и дворян в атласе и кружевах, лакеев в ливреях и канделябры — все веристично до тошноты. Если дополнительно мы прочитаем фрагмент диалога, в котором гости принца комментируют заседания Константинопольского Собора, то проверяемость будет уже полной. Но тут вдруг появляются волшебница, карета из тыквы и влекущие ее полевые мышки! Ох, скверно! Антиверизм! Непроверяемость! Остается только надеяться, что действие, может быть, разворачивается на иной планете, на
Хо-хо, убейте меня, дорогие, но я не вижу большой разницы между непроверяемостью волшебной тыквы и непроверяемостью удаленных галактик либо Большого Взрыва. А дискуссия о том, что волшебных тыкв не было, нет и не будет, а Большой Взрыв мог некогда иметь место быть либо еще может когда-нибудь случиться — для меня дискуссия бесплодная и смешная, ведущаяся с позиций тех цековских деятелей культуры, которые некогда требовали от Теофиля Очепки, чтобы он перестал малевать гномиков, а начал изображать достижения коммунизма, ибо коммунизм существует, а гномики — нет. И скажем себе раз и навсегда — с точки зрения непроверяемости фэнтези ни лучше, ни хуже, чем так называемая SF. А для того чтобы наш рассказ о Золушке стал веристичным, ему необходимо в последних абзацах оказаться сном секретарши из проектного бюро в Бельско-Бялой, упившейся вермутом в предновогоднюю ночь.
Между историей и сказкой
Однако вернемся к фэнтези и ее якобы сказочным корням. Факты, увы, говорят о другом. Невероятно мало классических произведений этого жанра эксплуатируют сказочные мотивы, докапываются до символики, постмодернистски интерпретируют посылы произведений, обогащают изложение сказки фоном и занимаются «искривлением» упомянутого детерминизма фактов, пытаются сложить непротиворечивое математическое уравнение из процитированной выше игры с ненулевой суммой.
Ничего подобного нет, а если и есть, то очень мало. Причина проста. В распоряжении создавших этот жанр и доминирующих в нем англосаксов имелся гораздо лучший материал: кельтская мифология. Артуровская легенда, ирландские, бретонские или валлийские предания, «Мабиногион» — все это в сотни раз лучше годится в качестве материала для фэнтези, нежели инфантильная и примитивно сконструированная сказка.
Артуровский миф среди англосаксов вечно жив, крепко врос в культуру своим архетипом. И поэтому архетипом, прообразом ВСЕХ произведений фэнтези является легенда о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола [119] .
119
Автор понимает, что такие взгляды прямо-таки напрашиваются на то, чтобы с ними полемизировать. Автор просит прощения и одновременно предупреждает, что ни на какую полемику не пойдет, ибо у него нет времени на глупости. — Примеч. авт.
Кто хочет, пусть прикроет глаза, протянет руку к книжной полке и возьмет с нее наугад вслепую любой роман фэнтези. И пусть проверит. Книга описывает два королевства (страны, империи), одно — Страна Добра, другое наоборот. Есть Добрый Король, лишенный трона и наследства и пытающийся их обрести вновь, чему противодействуют Силы Зла и Хаоса. Доброго Короля поддерживают Добрая Магия и Добрый Чародей, а также сплотившаяся вокруг справедливого владыки Боевая Дружина Удальцов. Однако же для полной победы над Силами Тьмы необходим Волшебный Артефакт, магический предмет невероятной мощи. Предмет этот во власти Добра и Порядка обладает интегрирующими и мирными свойствами, в руках же Зла он — сила деструктивная. Стало быть, Волшебный Артефакт необходимо отыскать и овладеть им прежде, чем он попадет в лапы Извечного Врага...
Откуда это нам известно? От сэра Томаса Мэлори, из «Смерти Артура». Правда, для нас это
Было бы, разумеется, чересчур большим упрощением читать параллельно «Властелина Колец» и «Смерть Артура», было бы упрощением новаторски восклицать, что, мол, Артур — это Арагорн, Андрил — это Экскалибур, Кольцо — Грааль, Фродо — Галахад, Мерлин — Гэндальф, а Саурон — это комбинация, составленная из Волшебницы Морганы и диких саксов, побежденных у горы Бадон (на полях Пеленнор). Но нельзя не заметить подобий в глубинном слое этих произведений, пренебречь тем фактом, что весь жанр фэнтези эксплуатирует артуровский миф в одном основополагающем каноне, в лейтмотиве борьбы Сил Добра и Прогресса, представленных Артуром, Мерлином, Экскалибуром и Круглым Столом, с Силами Тьмы и Деструкции, олицетворяемыми Морганой, Мордредом и стоящими за ними силами.
Легенда об Артуре стала не только архетипом, прообразом фэнтези, она была также демонстрационным полем для авторов, которые предпочитали творчески эксплуатировать сам миф, вместо того чтобы возводить на нем как на фундаменте «собственные» замыслы. Прежде всего здесь следует назвать Т.Х. Уайта и его «Король в прошлом и король в будущем», знаменитый труд «камелотской» фэнтези. Следующим событием была публикация «Туманов Авалона», прекрасного, отмеченного наградами и премиями, произведения Марион Зиммер Брэдли. Из других авторов этого субжанра можно назвать — не столь громогласно, как два предыдущих имени, — Джиллиан Брэдшоу, Питера Ханратти и Стивена Р. Льюхеда. В последнее время к ним присоединилась Дайана Л. Паксон с интересным, хоть и чудовищно вторичным по сравнению с «Туманами Авалона» произведением, названным «Белый Ворон».
Гэндальфа в президенты!
Итак, мы имеем первый «корень», фэнтези — это архетип Артуровской легенды. Но фэнтези — не дерево об этом корне. Она завоевала популярность не только потому, что играла на звучных струнах легенды, переплетенной с культурой. Она получила популярность потому, что была жанром определенного ВРЕМЕНИ.
А точнее — времен. Методом, коим авторы фэнтези отреагировали на времена, в которых им довелось жить. Вспомним — взрыв фэнтези на грани шестидесятых — семидесятых годов, когда эта литература была принята и поднята до уровня символа наравне с битлами, детьми-цветочками, Вудстоком, была реакцией на выстрелы в Далласе и Вьетнаме, на технизацию, отравление окружающей среды, на расцвет религии welfare state (государства всеобщего благосостояния), введенной в моду филистерской частью общества, на культ ленивого потребительства перед экраном телевизора, с которого струились «Процветание» («Bonanza»), «Династия» либо другие дифирамбы в честь Американского Образа Жизни. Именно в это время рождается иной культ — культ бунта. На стенах станций метро появляются оптимистические надписи: «ФРОДО ЖИВ» и «ГЭНДАЛЬФА В ПРЕЗИДЕНТЫ». Газетная заметочка о бездумном уничтожении среды обитания подается под заголовком: «Еще немного Мордора!»
Разумеется, в то же самое время происходит взрыв хищной, бунтарской либо предупреждающей SF, но ей далеко до популярности фэнтези. Ибо читатель начинает чувствовать и понимать тлеющую в нем жажду бегства от отвратной и ужасающей повседневности, от окружающего его бездушия и бесчувственности, от отчужденности. Он хочет убежать от «прогресса», поскольку это ведь вовсе не прогресс, а дорога в ад. Сойти с этой дороги, хотя б на несколько минут углубиться в чтение, убежать в Never-Never Land, чтобы вместе с героями отправиться в Серые Горы, где золота, как известно, нет. Плечом к плечу с верными друзьями сразиться с Силами Тьмы, потому что эти Силы Тьмы, этот Мордор, который на страницах романа угрожает фантастическому миру, символизирует и олицетворяет собой те силы, которые в реальном мире угрожают индивидуальности — и мечтам.