Нетайные поклонники
Шрифт:
Владу я позвонила сама. Кажется, он был немало удивлен этим фактом. Я сама была им удивлена – я ведь позвонила не просто так. Я позвонила, чтобы попросить о помощи.
– Кто звонит мне в одиннадцать часов утра? – возмущенно спросил он.
Я прислушалась, с ужасом ожидая, что сейчас услышу в трубке сонный голос его блондинки. Но нет, он явно был один.
– Вестимо люди, которые не боятся неприятностей, – ухмыльнулась я в ответ, чувствуя, как где-то в груди теплеет от его бархатного, чуть хрипящего ото сна голоса.
– Самоубийцы. Знавали таких! – засмеялся Влад.
– Вы разве не в их списках? Ладно, в любом случае доброе утро. Я звоню тебе, чтобы торжественно
– Кому мне на этот раз придется угрожать физической расправой?
– Спасибо за предложение, но сегодня не надо работать конем. Сегодня надо работать каретой. Если серьезно, то скажи мне – ты сможешь меня довезти до СНТ «Родничок»? Это по Можайке, около Аникино.
– Тебе что, деревенского воздуха захотелось?
– У нас там дача. И мне срочно нужно туда добраться.
Если честно, я понятия не имела, к чему такая срочность. Просто мне вдруг показалось, что все эти глупые и обидные слова, которых я наговорила отцу, обязательно запомнятся ему, и чем дольше я позволю ему думать, что это все действительно мои мысли и чувства, тем больше будет трещина между нами. А она мне не нужна. Мне нужен мой папа!
– Дача? Круто! Приглашаешь?
– Карету? На дачу? Максимум в гараж, – отшутилась я.
Только знакомства Вила с папой не хватало.
– Ладно, так уж и быть. Не могу отказать красивой девушке.
– Ни одной причем, – сердито добавила я.
– Что поделаешь, у меня большое сердце. – Его фраза неприятно кольнула меня, но разбираться еще и с ним мне сегодня не хотелось. Успею еще. – Буду у тебя через полчаса.
И мы помчались. По обледенелой дороге, сугробам и ухабам. Мимо огромных пустых полей, засыпанных белейшим снегом. Таким чистым, словно Москва с ее смогом и серостью осталась за сотни километров. Деревья сверкали инеем, подставляя серебристые ветви яркому, морозному солнцу.
– И куда же ты так торопишься? – Влад нарушил молчание, повисшее в салоне после того, как мы обменялись ничего не значащими «приветами».
Мне не хотелось отвечать. Казалось, сейчас я сморожу очередную ядовитость, и равновесие, вдруг сложившееся между нами, будет нарушено.
– Ты не поверишь, но извиняться.
– Ты? Извиняться? Что, перепила вчера и свалила на чужой даче забор?
– Ты меня с собой-то не путай.
– Я заборы очень уважаю. Они твердые и уверенно стоят на своем.
Я рассмеялась:
– Нет. Перед отцом. Вместо аптекарской точности своего яда вылила на него все, что имелось.
– Тпру, ты хочешь сказать, что я еще не видел всей остроты твоего языка? – изумился он.
– Ты даже не представляешь себе.
– Хотя нет. В принципе, мне нравится твой язык, – ухмыльнулся Вил. – И не только он.
– Стукну! – пообещала я, стараясь побороть смущение, и уставилась на приборную панель.
Под моим чутким руководством Влад подвел машину к большому деревянному забору. За ним возвышался наш небольшой дачный коттедж, обитый лакированными деревянными досочками.
– Тебя подождать? – уточнил Вил, не заглушая мотора.
– Нет, не нужно. Вряд ли меня в наказание оставят ночевать в сугробе. Так что увидимся на неделе, – пробормотала я, все еще не рискуя поднять на него глаза после этой реплики про язык.
В крохотном салоне машины я особенно сильно чувствовала присущий только ему запах сигарет и мяты.
– Нет, ну такая язва и так смущается. Это даже мило!
Я резко повернулась
Спустя минуту… или час… я все-таки высвободилась из его объятий. Подумав, что из окна коттеджа очень легко увидеть лобовое стекло и все, что за ним происходит.
– Увидимся на неделе, – пообещал Влад.
Я не ответила. И только когда закрывала дверь, вдруг поймала свое отражение в стекле. Мои обычно бледные щеки раскраснелись, глаза горели, губы чуть припухли… Может, это и есть настоящая я? Может, это и есть та самая реальность и все, что нужно – попытаться жить ею?
Машина сорвалась с места и исчезла за поворотом. Я повернулась к деревянной калитке. Давай, Женя. Там, за дверями, меня ждала новая жизнь. Конечно, нам с отцом многое предстоит. Мне нужно решить, где и с кем жить. Понять, как я буду выносить его блондинку, если они все-таки остаются вместе. Разобраться в том, чего я действительно хочу от жизни. А потом, когда мы с папой все-таки помиримся, я попытаюсь разобраться в своих отношениях с Владом. Если это, в принципе, возможно.Читай дальше
Одно из самых отвратительных занятий на свете – ждать, пока рыдающая девица успокоится.
– Может, теперь ты расскажешь, что это было? – поинтересовалась я, глядя, как Настя размазывает по лицу остатки туши.
Она всхлипнула и покачала головой. Сначала из стороны в сторону, затем вверх-вниз. И как я должна была это понять? Пришлось подавить вспышку раздражения и присесть на подоконник рядом. Черт, ненавижу, когда рядом со мной кто-то плачет. Никогда не знаю, что делать в таких случаях. Приговаривать «There-there», как завещал Шелдон Купер? [37]
– Что у вас тут произошло? – Варька и Ярик влетели в помещение одновременно и едва не застряли в дверях, но Птица посторонилась, пропуская Варвару, которая тут же принялась гладить Настю по плечам и голове.
– Пустомеля по всей школе бегает с рассказом, как Ласкина чуть Настю не побила. Что случилось-то? – Ярослава требовательно уставилась на меня, ожидая, будто я ей сейчас открою все тайны вселенной.
К сожалению, я совершенно ничем не могла ей помочь, поскольку сама ничегошеньки не понимала. Из бормотания Насти я только смогла разобрать, что это как-то связано с парнем. С Сергеем? Нет, вряд ли. Ласкина и Настя не могли начать делить Настиного музыканта, тем более что тогда не Ленка на Настю бы кидалась, а наоборот…
– Все это так… гадко… – Настино личико искривилось, едва начавшие подсыхать черно-зеленые ручейки на ее лице снова наполнились влагой. – Зачем ты сказала, чтобы я сказала, что он сказал! – зарыдала она.
Я вдруг всем сердцем поняла ощущения своего маленького миника, когда на нем пытаются запустить фотошоп, майю и видеофайл одновременно. Попросту говоря, обилие информации меня практически «повесило».
– Зачем, Женя? – Варька уставилась на меня с подозрением.
Только не говорите мне, что она поняла этот бессмысленный набор слов!
– Чего ты опять натворила? – взвилась Птица.
Почему так? Я искренне придерживаюсь правила «моя хата с краю», но при этом всегда оказываюсь крайней. С логической стороны это, конечно, оправдано, но как насчет моральной?
– Понятия не имею, о чем она, – честно призналась я с тяжелым вздохом.
– Но ты же… сказала, что вот ты бы… обязательно хотела знать… – продолжала рыдать Настя, – и что кто о таком не скажет… тот не друг, а хуже свина! А я не хотела быть хуже свина, я и так толстая! Вот я и сказала ей все!!!