Нетерпение мысли, или Исторический портрет радикальной русской интеллигенции
Шрифт:
… Когда после XX съезда КПСС интеллигенция почувствовала некую оттепель, она приосанилась, решив, что наконец-то сможет заговорить своим голосом. Что наконец-то она заслужила доверие властей. Писатели расчехлили перья, ученые возвысили голос против лысенковщины и прочей дремучести. Одним словом, стали складываться некие новые «правила игры». Писатели их приняли. Они их вполне устроили. Особых свобод им и не требовалось. Лишь бы не отобрали то малое, что вдруг объявилось.
И. Р. Шафаревич совершенно прав, когда объясняет травлю Б. Л. Пастернака именно тем, что он со своим «Доктором Живаго» забежал вперед, стал играть не по правилам [586] . Его коллеги не на шутку испугались, что гайки вновь подзакрутят и из-за одного выскочки всех их вновь ткнут носом в дерьмо и покажут им, чего они на самом деле стоят. Они и сорвались с цепи. Подобный синдром самосохранения можно назвать «синдромом инженера Шмидта». Н. С. Хрущев в своих «Воспоминаниях» признался, что никто тогда в ЦК «Доктора Живаго» не читал. Все «дело» Б. Л. Пастернака слепил животный страх писательской братии. Они явно переусердствовали, защищая свою псевдосвободу. Ее они, разумеется, не получили. А великого писателя прикончили, не почесавшись.
[586] Шафаревич И.Р. Из-под глыб // Наше наследие. 1989. № IV.
Травля интеллигенции всегда проводилась с помощью самой интеллигенции. Власть спускала лишь руководящие указания. Все остальное было делом техники. К концу 20-х годов уже окрепли ряды тех, кто готов был на все, отстаивая новые социалистические идеалы. Появились даже своеобразные инквизиционные судилища: РАПП бдительно следила за писательскими перьями, а ВАРНИТСО столь же свирепо контролировала научную мысль.
В обстановке «бешеной бессмыслицы» доминировал, разумеется, произвол. Иного и быть не могло. Но что касается культуры и науки, произвол тем не менее был четко ориентирован… на таланты. Причем главным образом не власть занималась их выкорчевыванием, за нее это с радостью делали антиподы таланта – бездари.
Талант всегда неординарен, а потому легко уязвим. В любом творении талантливого человека всегда отыщется что-то необычное, невыверенное, а значит чуждое. Желание выжить порождало противоестественную сепарацию научной и творческой интеллигенции: лучшее оседало на дно, говно всплывало к власти.
И оно, получив власть, пользовалось ею весьма умело. Руками зависимых от них коллег бездарные блюстители идеологической чистоты с легкостью отдавали на заклание самых лучших. Это они, выполняя задание «органов», а то и проявляя собственный почин, старались затоптать в грязь А. А. Ахматову, Б. Л. Пастернака, И. А. Бродского, А. И. Солженицына, А. Д. Сахарова. Это, кстати, оказывалось не только иезуитским действом, но и действом профессиональным, да и для толпы наиболее убедительным [587] .
[587]Там же.
Как не поверить «правильным» словам К. М. Симонова и А. А. Первенцева, налепленным на грешника М. М. Зощенко; пафосу А. А. Суркова [588] , настолько убедительно показавшего, что Пастернак не скрывает своего восторга от буржуазного Временного правительства и – о ужас! – вообще «живет в разладе с новой действительностью… и с явным недоброжелательством и даже злобой отзывается о советской революции», что кажется непостижимым, почему же «органы» проморгали такой очаровательный донос.
[588] См.: Культура и жизнь от 21 марта 1947 г.
В. Аксенов в романе «Остров Крым» сетует на то, что еще не проработан крайне любопытный «биопсихологический аспект Великой Русской Революции – постепенное, а впоследствии могучее, победоносное движение бездарностей и ничтожеств» [589] . Да нет. Проработан. И весьма обстоятельно. Никаких при этом откровений не обнаружилось. Ибо любая революция, коль скоро она затянулась как хроническая болезнь, неизбежно уничтожает Личность и возвышает «безличность». До этого, кстати, доискался и сам писатель.
[589] Аксенов В. Остров Крым // Юность. 1990. № 4. С. 60.
А что такое эта самая «безличность»? Наиболее часто встречаемая в интеллектуальной среде безличность это, конечно, не полная бездарность. Это всегда талант. Но талант, задавленный, покореженный советской моралью, отчего он уже как бы и не принадлежит никому конкретно, а становится лишь пропагандистским рупором и служит только власти.
Безличность к тому же всегда крайне озлоблена. Страдая внутренними комплексами от постоянного раздвоения между тем, что хочется и «чего изволите», безличность ожесточается на тех, кто подобных комплексов не имеет и всегда делает только то, к чему зовет талант.
В годы взбесившегося ленинизма перед интеллигенцией встала практически неразрешимая дилемма: либо не поступаться Божеским, т.е. талантом, а это означало только одно – ГУЛАГ; либо вверить свой дар большевистской охранительной системе, что было равносильно его полному растворению в идеологической кислоте. Подавляющее большинство творческой и научной интеллигенции пошло по второму пути, предпочтя таланту жизнь. Подобный компромисс стоил дорого, ибо при тоталитарном режиме «жить не по лжи» (А. И. Солженицын) и иметь при этом вполне благополучную творческую судьбу невозможно.
Задвинутые в тень, загнанные в угол, люди талантливые искренне страдали от невостребованности их дарования, своей никчемности и ненужности. Естественное желание творить стало вожделенной мечтой, они уже не помышляли делать то, к чему звал их внутренний голос, а стремились отстоять свое право хоть на какую-то творческую работу.
Так интеллигенция стала служить власти. Она прекрасно знала, чтo этой власти потребно и с охотой предлагала нужные темы, они-то и становились «социальным заказом». Почти вся драматургия Н. Погодина (пьесы «Темп», «Аристократы», «Человек с ружьем» и др.), многие произведения М. А. Шолохова, В. В. Маяковского, М. Горького, И. Г. Эренбурга, Д. Бедного, все без исключения киноискусство было классическими образцами социальных заказов советской власти.
Великолепный художник И. И. Бродский уже в 20-х годах, как вспоминал К. И. Чуковский, растерял свою «неподражаемую музыку» [590] . Вся его мастерская теперь была забита портретами Ленина и бесчисленными «Расстрелами бакинских комиссаров». Сам он к ним почти не прикасался, работали его ученики, а Мастер лишь ходил угрюмо по мастерской да ставил подпись под очередным «шедевром», сходившим с конвейера.
Не гнушались и заказами «органов». 36 писателей во главе с М. Горьким выпустили толстенную книгу о Беломорканале, впервые в русской литературе «восславившую рабский труд» (А. И. Солженицын). Книга эта стала не только литературным позором, но и нравственным преступлением писателей.
[590] Чуковский К. Из дневника (1926 – 1934) // Огонек. 1990. № 6. С. 15.
Что же сказать в заключение?
Интеллигенция верой и правдой служила Советскому строю. Социализм с его идеологией строила именно она. Привело же это к тому, что интеллигенция была вынуждена консолидироваться на идеологической основе, что означало только одно - господство в интеллектуальном советском климате мутанта русской интеллигенции.
А мутант (простите, советская интеллигенция), как пионеры, на призыв: «К борьбе за дело Ленина-Сталина будьте готовы!», почтительно снимал шляпу, протирал запотевшие от волнения очки и бодро отвечал: «На всё готовы!»