Нетрадиционная медицина
Шрифт:
– Вы… это… шить? – спросил кто-то в ужасе. – Кровь же испортится. Давайте лучше прижжём!
Я коротко взглянул на этого умника.
– Слишком длинная рана. Прижжём – и я его точно не вытяну.
– Что за глупости! Надо прижигать. Тит всегда так делал! Ожог закроет рану - и всё заживет! Мы почти все через это прошли! Он был очень опытный!
– Молчать, идиоты! Кто здесь доктор: вы или я?
– рассвирепел я.
– Ожог его убьет. Со стежками еще есть шанс. Всё нужно хорошенько залить самым крепким самогоном и прокалить! Вперед!
От внезапной перемены матросы слегка опешили, но послушались. В мгновение ока стол и Хван Цзи подвинули
– Держите его!
Мужики дружно навалились на парня. Я посмотрел в огромные перепуганные глаза и сказал:
– Можешь орать, как хочешь. Главное – не дергайся.
Вопреки распространенному мнению, до внутренних органов человека добраться вовсе не так просто, как кажется. Сначала нужно преодолеть барьер из подкожной клетчатки, потом из мышц. Затем следовал большой сальник, в котором копился жир, и только потом начинались кишки, желудок и прочая жизненно важная требуха. Хван Цзи повезло – живот распахало по касательной. Рана была рваная, кровавая и очень впечатляющая, однако глубже мышечного слоя она не ушла. Апоневроз – белый сухожиловый слой, за которым начиналось самое опасное, - был почти не задет. Впрочем, для матроса восемнадцатого века, даже для хаосита не гнушавшегося хирургии, этого оказалось бы вполне достаточно. Потеря крови и инфекции быстро сделали бы своё черное дело. Я кое-как очистил рану, пережал самые крупные сосуды, но дело осложнялось тем, что зашивать предстояло без наркоза. И тем, что на кетгуте наверняка осталась зараза.
Хван Цзи тяжело дышал, стонал, матерился, но не вырывался и лежал сравнительно спокойно. Я зашивал рану слоями, накрадывая крупные стежки, как когда-то показывал на трупе наш патологоанатом. Выходило криво и косо. Хван Цзи выл. Кто-то засунул ему в зубы кожаный ремешок, с неодобрением глядя на меня.
«Главное – помните, что ткани срастаются на одном стежке. С апоневрозом следует быть особенно аккуратным – если зашить вместе с ним другие слои, то в будущем образуется грыжа», - звучали в ушах слова патологоанатома. Во время лекции он зашивал бескровные бледные ткани очень ловко и быстро. Тогда мне хватило одного взгляда, чтобы согнуться над пакетом. Потом я три дня не мог смотреть на мясо – увиденная картина постоянно всплывала перед глазами. Как я тогда страдал, не понимая, зачем мне, фармацевту, ходить в морги!
Но сейчас я был не фармацевтом. Я вообще не был собой.
Защитная ширма роли дрожала перед сознанием, прогибалась под натиском сомнений. Рана наконец-то закрылась, кожу вокруг шва щедро простерилизовал спирт. Потом мужчины отнесли Хван Цзи в его каюту. Я предупредил его и господина Чана о том, как обращаться со швами, накрыл их стерильной повязкой, поставил капельницу с физраствором, чтобы восполнить потерю крови. Затем закрыл дверь их каюты, увидел окровавленные тряпки, которые валялись у мачты – и корабль вдруг сильно закачался. Так сильно, что меня бросило к борту и скрутило в жестоком приступе морской болезни. Я обессилено сполз на палубу. Судно качалось на волнах, солнце вдруг стало очень ярким, затмив собой всё небо и оставив от людей лишь силуэты, а шум моря в ушах никак не мог перекричать обеспокоенный матрос.
– Доктор Лим! Доктор! – он потряс меня за плечи и крикнул через плечо: - Воды ему дайте!
Я послушно глотнул из фляги теплой воды и четко сказал:
– Не поднимайте меня. Мне надо лечь.
Матрос послушался и перестал трясти. Я лег, закинул ноги на ближайшую бочку и почти сразу почувствовал, как отступил обморок. Матросы столпились вокруг меня, разглядывая сверху вниз.
– А вот теперь можно и водки, - проморгавшись, сказал я.
Дали водки. От неё ослабел и шок. Получилось встать на ноги и дойти до своей каютки. Матросы проводили меня молчаливыми взглядами.
– Да-а… - протянул кто-то, едва я закрыл дверь.
– Угу, - глубокомысленно поддакнул кто-то.
– Да уж, загадил полкорабля и брякнулся, - проворчал я устало и рухнул на койку.
Меня трясло. Битва за жизнь Хван Цзи только начиналась, но мне просто физически была необходима передышка: отойти от операции, подумать и унять нервную дрожь.
Пауль Фридрих в 1898 году доказал, что развитие инфекции проще всего предотвратить в ближайшие шесть часов после заражения. А инфекция наверняка попала в рану. Синтезировать антибиотик? Да это было даже не смешно! Оставались лишь дары природы – весьма ограниченный ресурс на корабле.
Как бы мне ни хотелось поспать, я соскреб себя с койки и опять побрел к матросам, едва только успокоился. Выяснилось, что корабельный врач об антисептике знал очень немного, но зато знал о ранозаживляющих растениях. Из всего богатства, которое хранилось среди его вещей, у него нашлась настойка из клюквы и калины, семена подорожника и сушеная эхинацея. Этого было очень и очень мало. Ну хоть что-то. Для очистки совести я еще сбегал к коку и сумел разжиться имбирем и луком. Не придумал ничего лучше, чем смешать всё это в одну кашу и дать настояться. Хван Цзи был очень недоволен, когда перед завтраком я заставил его съесть несколько ложек этой бурды, а потом еще несколько раз заходил и менял повязки. Господин Чан недоумевал, зачем тряпки обязательно полоскать в алкоголе. У него никак не уживалась в голове мысль, что рана при заживлении не должна гноиться. Матросы хмуро сопели - по их мнению я зря переводил продукт. Большинство из них уже списали Хван Цзи как безнадежного.
К вечеру у него поднялась температура, и я пошел готовить жаропонижающее, а по возвращению услышал дикий крик из его каюты. Из открытой двери в нос шибануло мерзким запахом паленой плоти. Я уткнулся в воротник, метнулся внутрь - и отвар вылился из опустившейся кружки. Внутри меня встретили матросы. У одного, того самого, ратовавшего за методы покойного врача и вербовавшего меня в хаоситы, в руках покачивался длинный раскаленный прут. В изголовье кровати сидел господин Чан и гладил бледного Хван Цзи по спутанным волосам и просветленно улыбался. Нитки от швов лежали на полу.
– Идиоты, - прошептал я, не в силах смотреть на их полные превосходства лица.
– Вы же его только что убили. Я не справлюсь с нагноением.
Матрос взмахнул прутом, очертив в воздухе сияющую дугу, и выдал:
– Рана и должна гноиться! Тит не ошибался! Он был самым лучшим!
– Господин Чан, ладно они, - кипя от гнева, процедил я, - но вы-то? Как вы согласились на такое? Вы же мне доверяли! Я же доказал, что знаю, что делаю!
Господин Чан перевел взгляд с племянника на меня.