Неудачная дочь
Шрифт:
– Ранен был. Мечом черкнуло по рёбрам. Много крови потерял, но Тиль его вытащил из мясорубки и перевязал, как смог. Когда я его в последний раз видел, уже ржал, как лошадь над шуточками девушек, что ухаживают в лазарете за ранеными. Барт и Тиль, они очень горевали, когда узнали о гибели… твоего брата. Дрались потом, как бешенные... Всё пытались отомстить. Им за заслуги выписали крупную денежную награду.
– Фредерик говорил хрипло, отрывисто, даже немного зло.
– Филиппа ты… уедешь со мной? Я обещаю, ты не пожалеешь.
– Нет, Прынц! - ответила девушка громко и решительно, перестав думать о свидетелях
– Ты хороший. Но я ощущаю тебя как… В моём сердце ты всегда можешь быть только другом. Да, ты и сам чувствуешь ко мне то же. Не думаю, что друзьям место в гареме. Приходи лучше на нашу с аштугом свадьбу.
Тишина стояла такая, что, если закрыть глаза, то могло показаться в главном зале нет никого. Собственный вздох показался Филиппе слишком шумным. Все были потрясены, а у Генриетты даже рот некрасиво широко открылся от изумления.
Филиппа лихорадочно попыталась вспомнить уроки Камиллы о правилах ведения за столом непринуждённой беседы на интересную всем присутствующим тему.
– А твоя свадьба, кстати, когда? Таранская принцесса очень красивая? Правду говорят, что таранские девушки носят платья только до колен? А серьги в ушах у них такие огромные, что свисают до самых плеч? Расскажи!
– с кривоватой улыбкой попросила девушка.
– В другой раз, - отрицательно качнул головой Фредерик и, повернувшись, дал знак своему сопровождению.
– Поднимайтесь. Уезжаем немедленно.
Потом снова повернулся к Филиппе, хмуро посмотрел ей в глаза:
– Подарки для тебя оставлю в комнате. Прими. С душой подбирал.
Наследный принц и его сопровождение ушли, и дальнейшая трапеза некоторое время проходила в полной тишине. Никто не решался нарушить установившееся безмолвие. Кто-то из присутствующих чувствовал искреннее недоумение от поступка девушки, которая отказалась от сытой и шикарной жизни в безделье, как многие представляли себе жизнь наложниц во дворце. Кто-то изумлялся тому, что Филиппа предпочла прекрасному улыбающемуся наследному принцу их жестокого и сурового аштуга. А некоторые лихорадочно припоминали: не обидели ли они чем-то, случайно, эту сиротку, пока она последние полгода жила рядом, и никто не знал, какие у неё высокие покровители.
Наконец, управляющий спохватился и дал знак троим музыкантам у стены: помещение тут же заполнили нежные звуки струнной музыки. Сам Карлвиг, и с ним несколько слуг, поспешили за ушедшими, чтобы помочь гостям собраться и проводить их в дорогу.
Хлодвиг сосредоточенно работал ложкой или руками, не замечая вкуса блюд, не обращая внимание на то, что ест. Боковым зрением он постоянно следил за сидящей рядом Филиппой и старался осмыслить происходящее.
Он носился верхом всё утро, взял несколько довольно высоких препятствий и вернулся с конной прогулки вполне успокоившийся, с более-менее сложившимся планом действий. И вдруг всё летит кувырком: и старательно нагулянная выдержка, и продуманная тактика соблазнения строптивой подопечной аштуга.
Когда синеглазая драчунья вошла в главный зал, в этом прекрасном струящемся платье и дорогих украшениях, Хлодвига, словно, со всего маха ногой в солнечное сплетение ударили: дыхание спёрло и никак не проталкивалось в горло. Он слышал какие-то звуки, понимал, что вокруг полно людей, но видел только её и слышал окружающее, будто, сквозь плотный защитный
Слова Хилберта о том, что девушка - его невеста, резко пробились в потерянное сознание ашварси и невидимым ножом больно резанули по сердцу. Последующая речь наследного принца раздражала Хлодвига так, что у него зашумело в ушах, а вилка оказалась согнутой между пальцами. Появилось и становилось всё сильнее острое желание сокрушить всё и всех вокруг, схватить девчонку и унести её, уехать с ней… туда, где будут только они двое… Хлодвиг чувствовал такое впервые в жизни. Он сам не понимал, что с ним происходит, и не знал, как с этим справляться.
Фредерик ушёл. Хилберт заботливо наполнил вином бокал и подал его невесте, нежно поправил ей волосы, убирая выбившуюся прядку за розовое ушко и тут же шепнул что-то, близко склонившись к нему, явно слова поддержки.
Вдруг, мощная волна злости всколыхнулась в груди Хлодвига, когда губы друга коснулись маленькой розовой ушной раковины девушки, и ашварси холодно проронил, развернувшись к Филиппе всем телом:
– Призванные не имеют права общаться с семьёй. С момента призыва их единственная семья – императорская армия. Судя по тому, Филиппа, что вы знаете друзей брата и его аштуга, он нарушил закон, а, значит, Вы и вся Ваша семья должны быть сурово наказаны.
– Хлодвиг, благополучие Филиппы было последним желанием героя, спасшего мой отряд. У неё нет никого, кто о ней позаботился бы. Девушка выживала совсем одна в этом мире. Я увидел её после того, как мой храбрый боец палаточник навсегда сгинул в таранской степи. Я даю слово, призванный Фил никогда не общался со своей семьёй после того, как уехал из родного города и даже не пытался. О лучших друзьях Фила девушке рассказал наследный принц Фредерик, - сразу выступил в защиту своей синеглазки насупившийся Хилберт, стараясь, однако, не солгать ашварси не единым словом.
Хлодвиг уже и сам пожалел о своих последних, мимо воли, вылетевших словах, от того, что невыносимо было видеть, как друг нежничает с девушкой. Его, буквально, корёжило! Бездна!
– Нам надо поговорить, Хилберт, немедленно, - поднялся с места ашварси. Он перестал пытаться выглядеть невозмутимо.
– Можем пройти в кабинет, - кивнул Хилберт, явно обеспокоенный состоянием друга.
Мужчины ушли.
Филиппа осталась во главе стола в полном одиночестве. Со всех сторон главного зала её пронзали стрелы беззастенчивых любопытных взглядов всех присутствующих. После ухода сурового хозяина с высоким гостем, замороженная тишина комнаты быстро треснула, гул разговоров за всеми столами вспыхнул с прежней силой.
– Что в тебе есть такого, чего нет у меня? – Генриетта рассматривала Филиппу так, словно впервые увидела.
Глава 36.
Когда Филиппа решилась на это, они уже неделю гостили в замке ашварси недалеко от столицы, где задержались по пути в главное поместье клана.
Девушка распахнула в тёплую ночь тяжёлые дубовые створки окна своей спальни и влезла на широкий подоконник. На ней была лишь тонкая ночная рубашка до колен, сшитая на манер колокола, который начинался над грудью. Кружевные плечики были тоненькие и узкие, как ниточки, а единственным украшением белого одеяния была широкая полоса кружева ручной работы по подолу.