Неудачник из Аграпура
Шрифт:
И с того самого часа судьба моя полностью переменилась…
Саламар горестно свесил голову. Конан глядел на рассказчика с нескрываемой насмешкой:
— Как говорил тот кхитаец? Эта штучка способна полностью изменить участь человека?
— Да.
— Неужели ты не понял, что тут скрыт подвох?
— Увы! Я почему-то воображал, будто перемены могут быть только к лучшему.
— Как такое могло прийти тебе в голову? — воскликнул Конан. — Неужто ты первый год живешь на свете? Пора бы уж признать, что перемены в человеческой участи, как правило, бывают только к худшему. —
— Вот-вот. Мне следовало бы понимать это. Но меня заворожила удача Магринты. Почему-то мне думалось, что и я получу какое-нибудь неожиданное наследство или там удачно женюсь на богатой наследнице… что-то в таком роде.
— Любой магический предмет, — сказал Конан, — представляет собой ловушку. Более или менее. Он содержит в себе загадку, не разгадав которую не следует лезть в историю. Колдовство вообще коварно! Ненавижу колдунов… истребляю их везде, где только встречу. Впрочем, это моя история, не твоя.
— Ты прав, — кивнул Саламар. — Я получил вожделенный предмет и стал ждать, когда ко мне повалит удача. Глупец! Я жил с отцом и матерью, у нас был не слишком богатый, но все же состоятельный дом. Мы даже содержали слуг. Отец владел гончарной мастерской. Не сам делал горшки, но владел мастерской. Надеюсь, ты понял, в чем разница.
Конан кивнул.
— Не считай меня невеждой только потому, что я родился в Киммерии.
— Ну, я так, на всякий случай объясняю, — оправдываясь, сказал Саламар. — В общем, у нас все шло очень недурно. А я зачем-то захотел большего! Ну, и поплатился. Для начала я не пожелал отдать украденное Бреку. В один прекрасный день — или, если быть совершенно точным, в одну ужасную ночь, — он подстерег меня и жестоко избил. Я не внял предостережению. Глупец! Тысячу раз глупец! Если бы я отдал артефакт Бреку, тот давно бы уже гнил на дне какого-нибудь канала.
Я удрал из города в тот же день. И начались мои невзгоды. Беда шла за мной по пятам. Я пытался расстаться с талисманом, который принес мне столько бед, но увы! Он всегда возвращался. Его подбирали на дороге и вручали мне со словами: «Ты обронил какую-то драгоценную вещь, мой господин1» — после чего немедленно требовали денег в уплату своей неоценимой услуги. Его находили в комнатах, где я ночевал, и догоняли меня уже в дороге. И снова просили денег за свою любезность. Где бы я ни показался, везде возникали свары и неприятности. Судьба гонит меня…
— Из всего услышанного я делаю только один вывод, — сказал Конан. — Нам следует избавиться от тебя как можно скорее, покуда неприятности не начались и в нашей тихой, достойной во всех отношениях тюрьме.
Внезапно заговорил старик, который все это время сидел безмолвно — так что собеседники в конце концов попросту позабыли о нем.
— Возможно, магический талисман довел нашего товарища до самого дна человеческого бытия, и теперь ему остался только один путь — наверх, к процветанию…
Скрипучий голос прозвучал в наступившей тишине так неожиданно, что оба молодых человека вздрогнули. Конан повернулся к старику.
— Хорошо бы ты оказался прав. Однако в любом случае мне не по душе этот малый, который не погнушался обокрасть бедную шлюху.
— Я с тех пор обокрал очень и очень многих, — вставил Саламар, — поскольку честных способов заработать себе на жизнь так и не открыл.
При последних словах киммериец откровенно содрогнулся.
— Кто говорит о честных способах? Самым честным способом, каким я зарабатывал на жизнь, были гладиаторские бои…
Старик пожевал губами и промолчал.
Саламар не ошибался, когда с тоской думал о будущем: неприятности посыпались на Аграпур сразу же после того, как в городе появился злополучный гирканец. В тот день в городе начались пожары. То ли от того, что давно не выпадало дождей, то ли по какой-либо иной причине, но неподалеку от дворца правителя вспыхнуло сразу несколько богатых домов, а ближе к окраине сгорел караван-сарай и пропало много товаров.
Городская стража сбилась с ног, разыскивая возможных поджигателей, виновных в столь ужасном бедствии. Повсюду только и говорили о случившемся, так что к середине дня об этом знали даже заключенные.
Старик грустно шамкал и все помалкивал, Саламар качал головой и рвал на себе волосы — с каждым разом несчастья, приносимые им окружающим, становились все ужасней! — а Конан вдруг сделался чрезвычайно задумчивым.
— Что с тобой? — спросил Саламар у варвара. — Никогда не видел тебя таким. Ты как будто размышляешь о каких-то отвлеченных предметах!
— Во-первых, ты не так уж долго меня знаешь, и я не все свои гримасы тебе еще продемонстрировал, — сообщил Конан крайне нелюбезным тоном. — Во-вторых, дружище, если я варвар, как любите выражаться вы, цивилизованные люди, то это еще не значит, что мне не свойственно задумываться. Я даже знаю, что означает слово «философия». Понял?
Саламар кивнул. Он побоялся признаваться в том, что ему самому это слово совершенно не известно. Поэтому Саламар просто спросил:
— И о чем ты думаешь, Конан?
— О том, что горит неспроста.
— Конечно, неспроста! — взорвался Саламар. — Я же тебе уже говорил: я повсюду ношу с собой беды, подобно тому, как вшивый таскает в голове вшей и везде их рассеивает…
Конан машинально почесался, после чего уселся поудобнее и сказал:
— Нет, Саламар, сдается мне, на сей раз все обстоит немного иначе. В городе действует какая-то дурная сила. Возможно, магия.
— Я ведь говорил тебе, что магический предмет, который я украл… — начал Саламар.
Конан гневно перебил его:
— Замолчи! Надоел! Сколько можно — твердишь одно и то же, как будто кроме твоей дурацкой штуковины нет на свете ничего интересного!
— Для меня, может быть, и нет, — сказал Саламар обиженно.
— Ну а для меня это обстоит иначе, — отрезал Конан. — Кстати, ты так и не объяснил, куда ты ее дел, эту вещь.
— Она… со мной, — сказал Саламар.
— Где?
Саламар скосил глаза. Конан почти сразу догадался, в чем дело, и едва не взвыл: