Неудачник
Шрифт:
Он кивком указал на меня и зашагал прочь. Я встал на его место под люком.
Человек, выглядывающий из отверстия на потолке, был до того грязным, что я не мог разглядеть его лицо. Но сразу понял, что он страшно зол на меня. Я крикнул вверх, извинившись, что, вероятно, невольно доставил ему неприятности.
— Если вы сможете спустить мне вниз деньги...
— А с тобой, я смотрю, шутки плохи, да? — На его чумазом лице кровожадно сверкнули глаза. — Напугал до черта мою жену, довел ее до того, что она чуть рассудок не потеряла. А теперь являешься сюда и устраиваешь здесь суматоху!
— Вы ошибаетесь, — сказал я. —
— Черта с два не разговаривал! Она сказала мне, какой ты есть. У вас там не найдется и двух парней такого размера, как ты.
— Но...
— Подожди там, — сказал он. — Стой на месте, и я кое-что спущу тебе.
Я стал ждать, стоя на месте и глядя вверх, пока у меня шея не заныла. Тогда я опустил голову, и в этот момент все и произошло.
Думаю, ему кто-то помогал, потому что огромная жирная туша — мертвый боров, — которая вдруг вылетела через дыру в потолке, весила не меньше четырехсот фунтов. Она задела меня по руке, пролетев мимо. Только то, что я слегка повернулся, чтобы взглянуть в эту минуту на дверь, спасло меня от того, чтобы эта туша рухнула прямо на меня.
Раздался страшный шлепок, треск сломанных костей и рвущейся плоти. Я инстинктивно метнулся назад, но недостаточно быстро, так что оказался весь забрызганным тошнотворными останками разлагающегося животного. Я растерянно посмотрел на себя, на ужасное существо у моих ног, а потом поднял взгляд на люк. Браун выглядывал оттуда, ехидно посмеиваясь.
— Маленькая оплошность, — сказал он. — Этот парень забыл, что люк открыт. Да здесь это часто случается.
Я не стал больше ждать, а как мог быстрее на ватных ногах поспешил к своей машине. У меня так тряслись руки, что я еле завел мотор.
В туалете на заправочной станции я привел себя более или менее в порядок, но ущерб, нанесенный моему моральному состоянию, был непоправим. Я не мог собирать долги. Я не мог продавать, что обычно было вполне легко. Я не мог приблизиться к своим клиентам с «настойчивой любезностью», за которую так пылко ратовал (как можно быть любезным с подобными людьми?). Но и не мог вести себя с ними грубо (вести себя грубо с людьми, которые могут тебя убить!). Я не знал, что делать, и, хотя я упорно посетил всех клиентов, назначенных мне, за весь день не сделал ни единой продажи и не собрал ни единого долга.
В тот вечер я торчал в конторе до тех пор, пока все остальные сборщики не отчитались и не ушли. Затем с притворной небрежностью приблизился к окошку и положил свои карточки перед Кларком. Мы были одни. В отличие от больших городов в маленьких в подобных заведениях единственным внутренним служащим был управляющий.
Он закурил сигарету и выпустил в потолок длинную струю дыма, в то время как, сощурившись, заглянул в мои карточки. Его пиджак был расстегнутым, и я впервые заметил небольшой брелок, который висел на его часовой цепочке, — пара крошечных золотых перчаток.
— Да, Джим, — рассеянно сказал он, проследив направление моего взгляда. — Я был довольно хорошим боксером. Мог бы стать чемпионом в тяжелом весе, если бы продолжал это дело.
— Понимаю, — сказал я.
— Да, может, и стал бы, а может, и нет, но я решил, что лучше мне заняться чем-нибудь другим. Тогда у меня было больше шансов. Понимаешь, как я на это смотрел, Джим. Трудно чего-то добиться и удержать свой успех, если другие парни в этой
— Понимаю, — сказал я.
— Я здесь не вижу никаких чеков на продажу, Джим...
— Их нет, — сказал я.— Я ничего не продал.
— Ив карточках не отмечено получение денег...
— Я ничего не получил.
Он внимательно посмотрел на меня, покачивая головой:
— Нет, не такой уж ты глупый. Ты бы не стал бить баклуши весь день. Может, ты взял себе выходной, Джим? Нет? Но за целых шесть часов работы ты так ничего и не продал и ничего не получил?
— Да, ничего, — сказал я. — Я понимаю, это звучит странно, но...
— Странно? Ну, я бы так не сказал. Зайди-ка сюда, Джим. Заходи и садись на этот стул. — Он толкнул меня на стул. — А я сяду напротив. — Он так и сделал. — Ну а теперь расскажи мне все подробно.
Он сидел так близко, что его ноги прижимались к моим, к тому же он наклонился вперед, взявшись руками за подлокотники моего кресла. Понятно, что в таком положении, когда мы едва не соприкасались носами, я чувствовал себя крайне стесненно и неуютно. И моя сбивчивая исповедь, дававшаяся мне с трудом, звучала нелепо, глупо и неубедительно.
Тем не менее, что меня крайне удивило, казалось, Кларк принял мои объяснения и понял их.
— Мне тоже приходилось бояться, Джим. Бывало, от страха я едва не терял голову. Помню, как-то в Чикаго, когда я работал на одну акулу, случилась одна страшная история. Меня послали получить деньги с одного бедолаги, который работал на сталелитейном заводе, он задолжал нам сотню — половина из них были проценты, — и парень пошел на меня с бейсбольной битой. Едва не расколол мне череп. Испугался я? Да это слабо сказано, Джим. Я чуть дух не испустил. А потом побежал в офис и вернул им карточки. Босс дал мне перерыв. Он велел своим ребятам отвести меня в подвал, и у каждого из этих двух парней были бейсбольные биты, и они не просто угрожали мне ими, они пустили их в ход. И вскоре, Джим, я уже не боялся того рабочего. Я не побоялся прийти к нему за долгом. Я боялся того, что может произойти, если не получу с него денег... Ну а теперь вернемся к твоему случаю, чтобы было все понятно, Джим, — я готов заключить с тобой пари. Ручаюсь, что ты сам захочешь завтра же вернуться на эту чертову живодерню и взыщешь долг с этого поганца. Ручаюсь, что ты охотнее пойдешь туда и добьешься своего, чем придешь сюда и скажешь, что ты этого не сделал, что ты прошляпил целый день. Я прав, Джим? Разве ты сам так не думаешь?
Хотелось бы мне сообщить вам, что в этот момент я встал, сказал, чтобы он катился куда подальше со своей работой, и ушел. Но, при всем своем желании предстать в самом выгодном для меня свете, я не способен на столь откровенную ложь. Я должен был работать. Я рос в мире, где превалирует право сильного, где весьма часто дисциплина поддерживается с помощью суровых физических мер. И теперь я распознал в Кларке слишком знакомый мне тип. Такие люди не любят шутить и приводят в исполнение свои угрозы.