Неудачный персонаж

Коготь Павел

…В тишине, впрочем, внезапно раздалось пыхтенье. Ночное зрение позволило мне увидеть его источник еще с обрыва.

Среди драгоценностей и монет катался связанный Климов.

Напрягая дюжие плечи молотобойца, он пытался порвать веревки, но безуспешно. После десятка смертей сила у него была так себе.

— Мари… — пробормотал гном. — Как ты… Эту тварь… Приманила…

Эльфийка полулежала у стенки оврага, где ее вечность назад держал в заложницах усатый пират. Лежала спокойно, хотя по груди у нее растеклась и подергивалась уродливая

угловатая тень. Приглядевшись, я понял, что это огромная летучая мышь — и мышь эта грызет веревки, опутывающие Мари. Вернее сказать, догрызает.

…Мари повела плечами, и путы опали. Мышь сползла с нее и, подпрыгивая, поковыляла вперед, опираясь на концы крыльев; а потом, улучив момент, взлетела и метнулась вверх — в крону дерева, прямо мимо меня. Девушка поднялась, покачиваясь, а мышь уже снова упала вниз. Что-то еще блеснуло; не серебро и не золото. Мышь принесла и положила у ног эльфийки… короткий кинжал с хищно изогнутым лезвием.

— Мари, не надо! — приглушенно взвыл я, сообразив, что сейчас случится. И бросился к спуску.

Климов, перестав вертеться, выпятил грудь, подставляя Мари веревки.

— Прости, Вить, — сказала эльфийка. — Тебе еще один раз — не проблема, а у меня — квест.

И со восклицанием “Во имя Ламиа!” перерезала ему горло.

Глава 17. Рок капитана Гвоздя

Гном дернулся и умер сразу же — понял я.

Это значит, урон у кинжала эльфийки был ого-го. По крайней мере урон на жертву, не могущую сопротивляться.

…В тишине, абсолютной и пугающей, раздался как бы удар гонга. Его не было, но он как бы был: я услышал его не ушами, а ощутил всей шкурой. Потом раздались голоса — такие же явственные, хоть и не существующие. Женские голоса, они пели.

Слов было не разобрать. Но это была архаичная горловая песнь, как будто доносящаяся из-под земли. Мари тряхнула золотыми эльфийскими волосами и начала танцевать, тягуче импровизируя, медленно двигаясь вокруг тела гнома: что-то совсем непрофессиональное, примитивное, но уместное в этой жуткой реальности донельзя. Голоса стали громче, и клинок блестел в тонкой девичьей руке, а кровь на нем была черная.

…Нет, ну вас на минутку нельзя одних оставить!

…Кокон тьмы, сгустившийся посреди оврага, раскрылся, и я увидел алебастровый торс Ламиа. Ёклмн…

Не закончив спуск, я присел, затаившись.

— О-о-о, я в тебе не ошиблась, эльфа, — фирменным голосом прошелестела богиня. — А ведь сначала казалось, что придется рассчитывать на полудемона…. или вовсе на упыря… Но, как ранее мне служили темные сестры, так и ты сейчас продолжила их стезю. Продолжила — и возродила служение… Удалось ли тебе разгадать священную тайну, эльфа, и понять, где сокрыт последний алтарь?

— Да, — сказала Мари. — Он сокрыт в кроне! — Она подняла руку и указала на огромное дерево.

Оглушающему шипению, заполнившему овраг, могла бы позавидовать гигантская анаконда. Ну если анаконды шипят. Причем в этом

звуке слышалось одобрение!

— Ты выполнила свою задачу, — сказала Ламиа, — и наградой твоей станет то, что ты отныне не будешь одна. Тебе выпала честь служить вместе с самой первожрицей Элоизой, которую ты пробудила! Вдвоем вы выполните вторую задачу — принесете жертву на алтаре. Но сперва… сперва духу жрицы требуется найти достойный сосуд. Вмес-с-стилище…

Это как еще понимать?

— Увы, это не может быть Спящий… — прошелестела Ламиа. (…Фух-х! Отлегло!!) — А значит, ей придется вселиться в тело мужчины… что ж, пусть будет так. Кто же тут у нас ес-с-сть?..

Внезапно я, прячась за камнем, ощутил себя букашкой под микроскопом. Меня бесстрастно приблизили, осмотрели — и отвергли, сочтя ничтожным. Мене, текел, фарес.

— Один из этих двоих примет в себя пробужденный дух первожрицы. А второй будет сожран, — вынесла свой вердикт богиня. — Сегодня я еще не утоляла свой аппетит.

…На краю оврага, в месте, с которого я наблюдал за жертвоприношением гнома, стояли Лухрасп и Грибус — и таращились на Ламиа, как бараны. Сообразив, что дело пахнет жареным, оба задергались: Лухрасп начал чертить вокруг себя знаки, а Грибус попросту кинулся прочь. Попытался.

Ламиа зашипела каким-то особенным образом — и оба замерли, оцепенев. Откуда-то сверху, из кроны дерева, потекла струйка тумана, зависла облачком перед парализованными пиратами — и оформилась в очередную призрачную фигуру. Но внешность этого призрака разительно отличалась от вида тех, что составляли команду Гвоздя. Над оврагом повисла женщина в изящно украшенной долгополой одежде, с красивым и властным лицом, в роскошной сияющей диадеме поверх распущенных черных волос.

Призрак первожрицы Элоизы

42 ур.

— Книжник и заклинатель, — глубоким, грудным голосом проговорила она. — Травник и подчинитель разума. Один попытался сопротивляться, второй — бежать. Кого выбрать? Кто из вас, недостойные, готов принять волю Ламиа и предоставить свою никчемную плоть для службы ей?

Лухрасп насупился и молчал, зато Грибус неуклюже бухнулся на колени и взмолился:

— Пощады! Готов служить!

— Так я думала, — резюмировала надменная первожрица. — Тогда усни и не вздумай противиться!

И призрак туманным рывком втянулся в обмякшее после приказа уснуть тело Грибуса. Сразу же после этого тот встрепенулся, открыл глаза и произнес голосом первожрицы:

— Отвратительно… Мужчина, да еще и старик. Но после стольких лет призраком, привязанным к алтарю, — подойдет. Благодарю тебя, о богиня! Теперь я вместе с младшей сестрой проведу обряд и напитаю тебя новой силой.

— Ж-ш-шш-ду, Элоиза, дитя мое… — прошипела Ламиа. — Поспеш-ши: я и так непозволительно много совершила сама. Вмешательству богов есть пределы…