Шрифт:
Раскаяние Людовика XV
Убийство надломило Людовика. Каждую ночь он просыпался в холодном поту леденящего страха, оттого что во сне видел растерзанную им Элис. Стоя в рваном платье и опустив плетьми руки, она смотрела на короля глазами, полными глубокой боли и слёз, и тихим голосом задавала ему один и тот же вопрос: «За что ты убил невинную?»
Дошло до того, что монарх, боясь заснуть, подолгу мучил себя многочасовым хождением по спальной комнате, с силой хлопая себя по щекам. Пытаясь отогнать власть сна, он часто умывался ледяной водой, но, проигрывая природе, валился в постель, чтобы вновь увидеть несчастную, истерзанную его злом жертву.
Измотанный душевными страданиями, пребывая целыми
Спустя несколько дней после убийства Элис король получил письмо от одной из своих дочерей, которая много лет назад решила положить жизнь свою на служение Господу, подвизаясь в одном из монастырей. В письме монахиня королевской крови слёзно просила отца вспомнить о том, что он, находясь на закате своей жизни, так и не соизволил задуматься о покаянии, о необходимости как можно скорее заняться спасением своей души.
Людовик, часто долгими одинокими ночами перечитывая послание, пришёл к осознанию правоты наставлений дочери, продиктованных исключительно заботой и любовью к нему. Он корил себя за то, что, поддавшись на уговоры сатаны, тем самым обрёк душу свою на вечное горение в жарком пламени ада. В предчувствии близкого бесславного конца грешник решил потратить оставшееся короткое время жизни на то, чтобы попытаться искренним раскаянием испросить прощение у милостивого Всевышнего.
В жизни любого человека однажды наступает тот момент, когда он становится честным с самим с собой, когда совесть мучают неудобные, порой очень трудные вопросы, на которые необходимо ответить, когда важно признаться самому себе в чём-то постыдном, как на исповеди. Иначе стойкое ощущение вины за ошибки прошлого не оставит и будет возвращаться к человеку вновь и вновь, мучая его и мешая быть если не счастливым, то хотя бы спокойным.
Король изменился. Он стал присутствовать на всех богослужениях и с величайшим благоговением слушал проповеди, строго соблюдал посты и скорбно каялся, воздев к небу больной взгляд старческих глаз. Людовик очень боялся ответственности и расплаты за всё то страшное, что творил в течение всей своей, как сейчас оказалось, быстро пролетевшей пустой жизни.
Мечась по тёмной комнате в поисках душевного покоя, он вспомнил наставление архиепископа Христофора Бомона: «Ваше Величество, ваше внимание не должно быть сосредоточено только на внешней стороне религии – на соблюдении обрядов, постов и прочих церемоний, это лишь оболочка. Задумайтесь над тем, что вы не причащались более тридцати лет. Вот это страшно! Ваше образцовое благочестие, выказанное прилюдно во время службы в Соборе, каким бы искренним оно ни было, не способно принести душе вашей много пользы по причине того, что отвлекает окружающее вас общество от связи с истиной, мешает соединению нити молитвы с Вечностью, рвёт её, неосознанно, но рвёт. Вы можете потратить все ваши годы на присутствие в церкви, но мой вам совет – уделяйте как можно больше времени молитве, оставаясь наедине с Господом. Иисус учил нас: «Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно». Вот так вы и поступайте, Ваше Величество. Чтобы ничто внешнее не отвлекало вас от слов исходящей от сердца искренней молитвы вашей. Господь обязательно призовёт вас к себе, если обнажите перед ним все пороки свои и будете каяться, молясь до кровавого пота, ведь грехов у нас с вами, Ваше Величество, будем честны, в избытке», – грустно усмехнулся архиепископ.
В один из дней, находясь, как казалось кающемуся Бурбону, наедине с Господом, король горячо молился и в какой-то момент, прельстившись силой слов своих, их горячностью, увидел образ представшего перед ним ангела, парящего на некотором расстоянии от пола. В белых одеждах, со сверкающим мечом в руках, ангел неслышно парил в воздухе, прожигая пламенным взором стоящую на коленях тучную фигуру.
Взволнованный Людовик, с жаром бормоча «Отче наш», искоса поглядывая на пришельца из другого измерения, с тихим изумлением думал о том, что он, грешный, смог всё-таки достучаться до царства Всевышнего. Эта дерзкая мысль прибавила ему уверенности, и он на секунду представил себя ходящим в райских кущах среди бесчисленного множества счастливых тонких тел святых, мощными голосами поющих хвалу Создателю.
Но по неизвестной причине не чувствовала душа его радости, как когда она соприкасается с безмерной благодатью. Вместо ликования в сердце был необъяснимый страх, чувство большого стыда и гнетущее ощущение вины. Бурбону вдруг подумалось, что о его смертных грехах узнало всё царство Божие и явившийся Ангел был послан с недоброй вестью, не в облегчение, а в обличение его, недостойного.
Людовик быстро перекрестился и, сложив молитвенно на груди руки, как-то очень тоскливо и вопрошающе поднял взгляд на прибывшего свыше.
В звенящей тишине послышался шорох тихой речи: «Повезло тебе, король, твои руки не связаны за спиной, и ты имеешь возможность делать крестообразные движения. Повезло тебе, король, твой рот не забит грязной тряпкой, и ты имеешь возможность извергать из него слова покаяния. Повезло тебе, король, никто не стоит над тобой с плетью, и ты имеешь возможность говорить о своих грехах так долго, как сам желаешь. Повезло тебе, король, никто не давит на тебя силой массы тела своего, перекрывая подачу воздуха в твои лёгкие, и ты имеешь возможность дышать.
Итак, внемли слову моему с трепетом. Я прибыл от пославшего меня объявить тебе: услышаны вопли твои жалкие и стенания нервные, достал ты осуждающими себя самого криками до самого верха. Взвешены на весах Фемиды дела твои. И найден ты недостойным царства Бога. Ибо вопиёт к вечному судии плач убиенной тобой Элис, отданной на заклание твой похоти! Ликует невинная душа её, ныне пребывая в сонме ангелов, наслаждается кроткая жертва светом Божьей благодати. И нет места твоему подлому естеству возле её души. Ибо если с преданными на заклание будут и души погубивших их извергов, то осквернится рай, в котором любовь. Во веки веков не бывать этому!
Знай, ты, всю жизнь прослуживший сатане и проживший многие лета в непотребстве дел своих: вовеки не видать тебе царствия Божия, закрыты для тебя ворота чистых обителей, в коих покоятся души верных Господу. Нельзя служить двум господам и бегать по желанию своему от одного к другому. Твой дом – ад, предатель! Уверуй в это и прекрати бесплодные попытки избежать предназначенного тебе. Ты недостоин прощения и навеки приговорён к вечным мукам!
Сейчас повелеваю тебе: смирись с участью души своей, прекрати тревожить Господа ложью правды своей, не отвлекай Его от процесса воздаяния Им любви искренне любящим Его».
Тонкое тело ангела, колеблясь в воздухе, медленно полетело в сторону закрытых дверей и, легко просочившись сквозь них, исчезло.
На полу в горьком одиночестве, вытирая шёлковым платком обильно текущие слёзы, в глубокой задумчивости сидел жалкий старик. Вспоминая сказанное ангелом, он понимал, что нет больше надежды на спасение, как и нет никакой возможности продлить свою жизнь насколько возможно долго, чтобы отсрочить неминуемо приближающуюся казнь его обречённой на вечные муки души.