Неуемный волокита
Шрифт:
— Жанна, — сказала девушке мать, — засвидетельствуй почтение его величеству.
Девушка робко подошла и встала перед королем на колени.
Обинье пришел в ужас. Он только что узнал о существовании этой девушки и увидел в глазах короля знакомый огонек.
Генрих вскоре забыл обо всем, кроме прекрасной дочери мадам де Тиньонвиль. Он зачастил в покои сестры, проявлял живейший интерес к ее занятиям и присоединялся к принцессе, когда она гуляла по саду,
Девушка была целомудренной, взгляд ее прекрасных голубых глаз простодушным, но Генрих не сомневался, что за неделю она станет его любовницей. И предвкушал громадное удовольствие. Она будет совершенно не похожа на опытную мадам де Сов; и его удивляло, как он мог увлекаться такой женщиной, если на свете есть прекрасные девушки вроде Жанны де Тиньонвиль. Но такой, как Жанна, больше нет. По иронии судьбы, чтобы встретиться с ней, понадобилось приехать в Беарн.
Прошло несколько дней, прежде чем Генрих ухитрился оказаться наедине с девушкой. Жанна собирала в саду цветы. Увидя, что он приближается, она поставила корзинку и, казалось, собралась убежать. Король преградил ей путь, девушка покраснела и сделала реверанс.
Генрих широким шагом подошел к ней и приподнял, взяв за локти; она оказалась легкой, сущим ребенком; и ахнула, когда ступни ее оторвались от земли.
— Ага, — сказал он, — попалась. Теперь никуда не денешься.
Ее голубые глаза округлились; казалось, она не поняла.
— Ты избегала меня, или мне это почудилось?
— Сир, я не понимаю, о чем вы…
— Сейчас поймешь. Я должен сказать тебе многое.
— Мне, сир? — Тебя это удивляет? Оставь, маленькая Жанна. Тебе достаточно лет, чтобы догадываться о моих чувствах к тебе.
— Надеюсь, я ничем не расстроила ваше величество.
— Еще как расстроила! — Генрих засмеялся. — Ты знаешь, что тревожишь мои сны с тех пор, как я увидел тебя?
— Нижайше прошу прощения…
— И есть за что. Но заслужить его ты можешь только одним способом. Остаться со мною на ночь и вернуть покой моим дневным часам.
Генрих видел, как щеки девушки заливает румянец. Она была очаровательна.
— Я вынуждена просить ваше величество отпустить меня.
— За любезность надо платить. Поцелуй в обмен на свободу.
— Кажется, ваше величество спутали меня…
— Спутал?
— С потаскухой.
Настал его черед выразить удивление. Он опустил девушку на землю, но не выпускал, держа на небольшом расстоянии, чтобы видеть ее лицо.
— Такое словечко на таких чистых устах! — насмешливо сказал Генрих. — Неужели их никто не целовал?
— Родные и друзья…
Генрих тут же поцеловал ее в губы.
— Потому что, — сказал он, — я твой друг
Девушка не ответила на поцелуй.
— Боюсь, ваше величество может потребовать чего-нибудь в благодарность за дружбу.
— Дружба, предложенная не от всего сердца, — не дружба.
— Тогда я благодарю ваше величество за дружбу, предложенную от всего сердца и не требующую ничего взамен.
— Раз я предлагаю ее от всего сердца, то и ты тоже?
— Трудно представить, как простая девушка может быть другом королю.
— Дорогая моя, это случается сплошь и рядом.
— Но вряд ли случится со мной.
Юные губы были плотно сжаты; глаза хоть и сверкали, но холодно. Ей-богу, подумал Генрих, за этой стоит поухаживать.
Ухажером он был неважным. Не признавал надушенных записок, цветистых комплиментов и прочих тонкостей. Оставлял их таким, как месье де Гиз и дамские угодники французского двора. А сам предпочитал сильное чувственное влечение и его немедленное удовлетворение к удовольствию обеих сторон.
В глубине души Генрих испытывал легкое раздражение. К этому времени он надеялся уже переспать с Жанной; и вот на тебе — эта девчонка держит его на расстоянии, решает, как далеко может зайти их легкий флирт.
В этом самом саду он развлекался с Флереттой — страстной крестьянкой, которой и в голову не приходило разыгрывать из себя недотрогу.
Он этого не потерпит. Покажет этой девчонке, что он король, ждущий покорности; что она — простушка, как сама признается, — должна быть благодарна ему за внимание. К тому же он преподал бы ей такой урок страсти, что она всю жизнь была б ему благодарна.
Генрих засмеялся и обнял Жанну, но она попыталась вырваться, а потом напряглась.
— Жанна, — сказал он, — просто тебя еще не любили. Ты не знаешь, какое наслаждение ждет тебя.
— Я знаю, что если уступлю вашему величеству, то это будет грех, а я ни за что не согрешу… добровольно. Если ваше величество принудит меня, это будет не мой грех, но я стану обесчещенной и брошусь в Баизу.
Говорила девушка с такой горячностью, что у Генриха опустились руки. Ощутив себя свободной, она повернулась и побежала из сада.
Это было смехотворно. Генрих вздыхал по девице, решившей хранить целомудрие.
Он подстерегал ее, смеялся над ней, даже злился; но Жанна оставалась непреклонной. Намекала, что хоть он и король, но состоит в браке и потому не может заниматься с ней любовью.
— А будь я свободен? — спросил Генрих.
Она потупилась.
— Ваше величество, это невозможно. Вы обвенчаны с королевой, и хотя она в Париже, а вы в Беарне, вас тем не менее связывают брачные узы.