Неуемный волокита
Шрифт:
Марго, разумеется, нашла нового любовника среди дворян, сопровождавших герцога Анжуйского ко двору ее мужа. Тюренн ей надоел, и она бы давно его бросила, если б, как любила подчеркивать, не желание спасти его от самоубийства ради короля.
Главный конюший брата был одним из красивейших мужчин, каких только Марго видела, за исключением, разумеется, Генриха де Гиза, с ним сравниться не мог никто; но Гиз давно исчез с ее глаз, поэтому Жак де Арле, сеньор де Шамваллон казался неотразимым. Марго улыбнулась ему, и он все понял.
Франциск стал волочиться за Фоссезой, что разъярило Генриха,
Эти фривольности огорчали Обинье. Он был предан своему монарху, но постоянно осуждал его одержимость женщинами. Любовница-другая были б простительны даже в этой твердыне гугенотов, но жизнь Генриха, казалось, состояла из все новых любовных увлечений; и весь двор следовал примеру короля.
Любящий своего повелителя, Обинье стал искать козла отпущения и нашел. Кто привез в Наварру французские обычаи? Кто ввел роскошь, несдержанность и распутство? Можно было возразить, что король столь же любострастен, как его супруга; но жена и королева должна подавать мужу добрый пример, а не пытаться превзойти его в любовных интригах. К тому же, если на свет появится ребенок, кто сможет поручиться, что отец его король Наваррский?
А теперь королева после всех скандальных историй с Тюренном взяла в любовники Шамваллона.
Обинье размышлял, как покончить с таким ее поведением. Если пойти к королю и сказать о своих догадках, что королева состоит в любовной связи с Шамваллоном, Генрих пожмет плечами, показывая, что не стоит отрывать его от дел сообщением о том, что ему уже известно.
— Упадок нравов наверху, — стонал Обинье. — Чего ждать дальше? Насколько другим был двор при добродетельной матери короля, суровой Жанне Наваррской!
Но он решил действовать и однажды вечером пришел в покои королевы. Фрейлины взволновались. Говорили, что к королеве нельзя. Однако он настаивал, что долженувидеть ее. Дело не терпит отлагательств. И, растолкав испуганных дам, распахнул дверь спальни.
Марго лежала на черных атласных простынях рядом с Шамваллоном.
Марго рвала и метала. Злейшими ее врагами при дворе были пуритане, словно бы задавшиеся целью отравлять ей жизнь. Как посмел Обинье врываться к ней в спальню? Досадно, конечно, что ее и Шамваллона застали в столь деликатном положении. Фрейлинам надо было предупредить ее и хотя бы дать ей и любовнику время одеться.
Ее не беспокоило, сказал ли Обинье Генриху о том, что увидел. Генрих уже знал о ее связи с Шамваллоном и не имел ничего против, поскольку сам предавался утехам с Фоссезой. Но этот пуританин собирался поднять скандал, возможно, в надежде выжить ее из Наварры, и она решила его проучить. Никто не посмеет тогда читать ей нравоучения; никто не посмеет ханжески врываться к ней в спальню.
Марго пришла в покои мужа и, властно намекнув, что должна обсудить с ним личные дела, прогнала слуг.
— Этот Обинье нахал, — выпалила она. — Ворвался ко мне в спальню и теперь намерен восстановить против меня весь двор.
Генрих иронически посмотрел на нее.
— Как? Неужто хотел соблазнить тебя?
— Этот-то пуританин? Ты прекрасно
— Мне любопытно, преуспел ли он.
— В чем?
— Увидел ли то, что хотел.
— Ты, кажется, не понимаешь, как это оскорбительно. Ты сын какого-то ничтожного принца. А я — дочь короля Франции…
— Оставь, дорогая, предки у нас общие.
— Ты воспитывался в этих диких горах, как язычник.
— Мне иногда кажется, что ты воспитывалась в Лувре, как потаскуха.
— Не тебе осуждать меня, мой дорогой. Кто посмеет поставить мне в вину, что я ищу утешения, поскольку муж редко разделяет со мной ложе?
— Будет, Марго, ты утешалась вовсю еще до того, как вышла замуж.
— Не читай мне нравоучений.
— Нравоучений? Я?
Она рассмеялась.
— Ты по крайней мере сознаешь их неуместность! Как собираешься поступить с Обинье?
Генрих не ответил. Тирады Марго он выслушивал без особого внимания. Ей, казалось, на роду написано постоянно находиться в центре драматических событий. А вот он утратил свою беззаботность с тех пор, как при дворе появился ее брат. Ему хотелось, чтобы этот человек уехал. Анжуйский настойчиво ухаживал за Фоссезой, и эта малышка невольно прельщалась им, потому что он, пусть и не красавец, был щеголем французского двора с более утонченными, чем у Генриха, манерами. Фоссеза покинула французский двор вместе с Марго и вспоминала царящие там изысканность, обходительность, утонченность, которых ей не хватало в Беарне. Генрих готов был поклясться, что она слегка увлечена герцогом Анжуйским.
Он был очень привязан к Фоссезе — этой простодушной девочке, называл ее «ma fille» [17] , но принадлежит ли она только ему? И если да, как долго это продлится?
Будь проклят Франциск! Будь прокляты все Валуа! От них вечно одни неприятности.
— Как, — повторила Марго, — ты собираешься поступить с Обинье? Отвечай.
— А как с ним поступать?
— Удали от двора. Неужели ты допустишь, чтобы твою жену оскорбляли?
— Удалить Обинье? Ты сошла с ума. Одного из лучших моих советников!
17
Моя девочка (фр.).
— Он меня оскорбил.
— Не надо было давать ему такой возможности.
— А что скажешь о себе и своем насекомом?
— Не знаю никаких насекомых.
— О Фоссезе… маленькой, хорошенькой, ползучей Фоссезе, которая, может быть, в эту минуту развлекается с моим братом.
— Уйди с моих глаз, — приказал Генрих.
Он был вне себя. Марго редко видела его в таком гневе, поэтому испуганно повиновалась.
Марго всегда неустанно добивалась поставленной цели. Она решила, что Обинье должен быть удален от двора. Добиться его изгнания было непросто, потому что Генрих питал к нему слабость и был привязан. Он уважал умного верного Агриппу, хотя терпеть не мог его нотаций, назидательного тона, запугиваний вечным проклятьем; и не собирался изгонять из королевства того, в ком видел лучшего друга.