Неугомонная блондинка
Шрифт:
Лидия выпрямилась и пронзила Огюста взглядом холодных синих глаз.
– Что ж, клиент для отеля всегда на первом месте. Вы добросовестны, Огюст. Возможно, не слишком дипломатичны, но – добросовестны. В таком случае… полагаю, мы могли бы разместиться на сегодняшний вечер в номере моего внука? Ведь он, насколько мне известно, здесь?
Огюст явственно ощутил дыхание ледяной бездны под ногами.
Франко кашлянул.
– Мама, вы же не можете этого утверждать только потому, что этот сплетник Ривендейл видел Рика на выставке?
– А
– Д-да… но…
– Вот видишь, Франко! Я не ошиблась. Ричард здесь. В каком он номере, Огюст? Мы поднимемся к нему.
– Боюсь, что это… невозможно, мадам.
– Что такое?
В конце концов, психологи вообще рекомендуют менять работу каждые семь лет, обреченно подумал Огюст. Ну уволит. Не расстреляет же.
– Мистер Моретти просил не беспокоить его до утра. Напряженная работа.
– Скажите-ка на милость! В каком он номере? Я хочу позвонить и спросить у него сама.
– Он… я не могу…
– Глупости!
Лидия решительно перегнулась через стойку и схватила книгу учета посетителей – роскошный антикварный фолиант в сафьяновом переплете.
– Так, где же он… Моретти…
Огюст откашлялся.
– Мадам! Мистер Моретти не записан в постояльцах.
– Да? Почему?
– Потому что он… потому что он проживает в номере мисс Джонс!
– В ЧЬЕМ НОМЕРЕ?
– Мисс Джонс, племянницы мисс Деверо и мисс… Деверо. Он – ее телохранитель.
Наступила тишина. Мирно жужжали лифты. С улицы доносилась музыка. Огюст умоляюще сложил руки на груди.
– Вы же не станете врываться в номер к девушке, мадам? Мисс Келли – замечательная и в высшей степени порядочная девушка…
– Ха! В мое время порядочные девушки не селились в одном номере с молодыми мужчинами, особенно… В каком она записана? В Маленьком будуаре? Насколько я помню, там всего одна кровать!
– Да, но…
– И вы называете это порядочностью, Огюст? Поразительно.
Клер неожиданно резко взяла мать за плечо.
– Довольно, мама. Это уже переходит все границы. Рик – взрослый мальчик, эта девушка – совершеннолетняя. Полагаю, они сами вполне способы решить, как и где им следует проводить ночь.
Секунду они смотрели друг на друга, мать и дочь. Огюст испытывал сильнейшее желание спрятаться под стойку. Франко молча восхищался женой. Амазонка! Истинная амазонка. Гризельда мрачно косилась на окружающих. Какой позор!..
Лидия взяла себя в руки первой. Кивнула Огюсту, глядя поверх него в стену.
– Благодарю за гостеприимство, Огюст. И за информацию. Если вас не затруднит, передайте завтра утром моему внуку, что его семья шлет ему пламенный привет.
Повернулась – и покинула отель «Приют комедиантов». Семья печальным клином потянулась за ней.
10
В это самое время Рик Моретти в очередной раз проиграл. И начал медленно-медленно стягивать брюки. В высшей степени порядочная мисс Келли Джонс сидела на самом краешке стула, вцепившись в стол руками, щеки ее пылали. Обнаженная грудь Келли Джонс вздымалась бурно и несколько хаотично.
Рик Моретти изо всех сил пытался сохранить невозмутимый вид, но это ему удавалось с трудом.
Еще пару секунд они выдерживали условия игры – а потом Рик с глухим рычанием содрал с себя остатки одежды и прыгнул к Келли.
Карты веером рассыпались по полу.
На темном золоте парчи – золотые нити волос. Мраморная белизна и нежно-розовый отблеск морской раковины. Мирра и мед, огонь и нежный ручей.
Он никогда не думал, как точно описана любовь в Песне Песней. Ему казалось – устарело.
Оказалось – все правда. До единого слова.
За окном полыхали разноцветные сполохи фейерверков, окрашивая сумрак комнаты во все цвета радуги. Глаза Келли в темноте светились, как у кошки.
Уже под утро, обессиленная и счастливая, засыпая в руках Рика, она вдруг подумала, что на самом деле, пожалуй, уже нашла Правильного Мужчину. Жаль, конечно, что все это скоро кончится, но пока… пока они вместе. И все хорошо.
Рик смотрел на спокойное лицо спящей Келли, жадно втягивал ноздрями аромат ее разгоряченного тела, золотых волос…
Он не понимал, что с ним происходит. Раньше никогда в жизни ему не хотелось таких простых и таких прекрасных вещей.
Засыпать, сжимая свою женщину в объятиях. Знать, что, когда проснешься, она будет по-прежнему рядом. Баюкать ее, мечтая о том, чтобы ей угрожала смертельная опасность – а он бы ее спас.
Ненавидеть утро за то, что кончается эта ночь…
Утром они, естественно, проспали, и ничего страшного не случилось.
Келли проснулась первой и лежала, блаженно вытянувшись рядом с Риком. По потолку скакали солнечные зайчики, в открытые окна вливался отдаленный гул воскресного веселья. День благодарения в Луисвилле праздновали с размахом…
Неведомо почему Келли чувствовала некоторую тоску. Возможно, средневековые философы были правы и всякая тварь действительно грустна после соития.
Это просто секс. Нет, не ПРОСТО. Это невероятный, восхитительный, завораживающий, прекрасный секс. Секс, которого у нее никогда раньше не было.
Келли запомнит эти дни – и эти ночи – на всю оставшуюся жизнь. Просто потому, что они вряд ли повторятся. Ни с одним другим мужчиной ей больше не доведется слетать на небеса и вернуться обратно…
Сейчас она понимала, какую муру пишет в своих романах. Никакого отношения это не имело к настоящей страсти, к настоящей физической любви – дешевый заменитель, не более того.
Для того же, чтобы описать истинные чувства Келли в данный момент, понадобился бы настоящий поэт, не ниже Шекспира.