Неугомонный
Шрифт:
Они сели за кухонный стол. Лежавшую на нем скатерть Валландер хорошо помнил. Ее стелили на стол в доме его детства, потом у отца в Лёдерупе, а теперь вот здесь. Ребенком он часто водил пальцем по заковыристому узору красных нитей на ее оборке.
— Объясни, что ты имеешь в виду, — сказала Линда. — Я повторю то, что уже говорила: у Ханса нет сестры.
— Я тебе верю. Ты о сестре не знаешь, как не знал и я. До сегодняшнего дня.
Он рассказал о телефонном разговоре с Аткинсом и о неожиданном упоминании о дочери по имени Сигне.
— Ханс ничего не говорил про сестру, — сказала она, когда Валландер умолк. — Какая-то нелепая ситуация.
Валландер кивнул на телефон.
— Позвони ему и задай простой вопрос: почему ты не говорил мне, что у тебя есть сестра?
— Она старше или моложе?
Валландер задумался. Об этом Аткинс не упоминал. Тем не менее он не сомневался, что сестра старше. Если бы она родилась после Ханса, скрыть ее существование было бы слишком трудно.
— Звонить я не стану, — решила Линда. — Спрошу, когда он вернется домой.
— Нет, — возразил Валландер. — У нас двое пропавших людей, которых надо искать. Это не личное дело, а полицейское. Если ты не позвонишь, я позвоню сам.
— Пожалуй, так лучше всего.
Валландер снял трубку и цифра за цифрой набрал под диктовку Линды копенгагенский номер. Звонок прошел: они услышали классическую музыку. Линда наклонилась поближе, прислушалась.
— Это его прямой номер. Музыку выбрала я. Раньше у него было жуткое американское кантри. Некий Билли Рей Сайрус. Я заставила его поменять музыку, пригрозила, что не стану звонить. Сейчас он ответит.
Она едва закончила фразу, как Валландер услышал голос Ханса. Прерывистый, чуть ли не запыхавшийся. Что там стряслось на азиатских биржах? — подумал Валландер.
— У меня вопрос, не терпящий отлагательства, — сказал он. — Кстати, сижу я сейчас за столом у вас на кухне.
— Луиза? — сказал Ханс. — Или Хокан? Нашлись?
— Хотелось бы, чтобы нашлись. Но речь идет совсем о другом человеке. Догадываешься, о ком?
Валландер заметил, что Линду раздражает ненужная, по ее мнению, игра в кошки-мышки. Пожалуй, она права. Надо действовать напрямик, без обиняков.
— Речь о твоей сестре. О Сигне.
В трубке царила тишина, потом Ханс сказал:
— Я не понимаю, о чем ты. Это шутка?
Линда наклонилась над столом, Валландер держал трубку так, чтобы она могла слышать. Ханс определенно говорил правду.
— Нет, не шутка, — сказал Валландер. — Ты действительно ничего не знаешь? Не знаешь, что у тебя есть сестра по имени Сигне?
— У меня нет ни братьев, ни сестер. Можно мне Линду?
Валландер молча передал трубку дочери, которая повторила все, что услышала от него.
— В детстве я часто спрашивал родителей, почему у меня нет ни брата, ни сестры, — сказал Ханс. — И всегда слышал в ответ, что им кажется, одного ребенка достаточно. Я никогда не слышал упоминаний о ком-нибудь по имени Сигне, никогда не видел ее фотографий. Всегда был единственным ребенком.
— Трудно поверить, — сказала Линда.
На миг Ханс сорвался, выкрикнул в трубку:
— А каково мне, по-твоему?
Валландер забрал у дочери трубку.
— Я тебе верю, — сказал он. — И Линда тоже верит. Но ты должен понять, как важно разобраться во всех взаимосвязях, коль скоро они вообще существуют. Твои родители пропали. И вдруг возникает неизвестная сестра.
— Ничего не понимаю, — сказал Ханс. — Голова кружится.
— Каково бы ни было объяснение, я его найду.
Валландер снова передал трубку Линде. Слышал ее голос, успокаивающий Ханса. Но не хотел слушать, что они говорили друг другу. А поскольку разговор вроде бы затягивался, написал на листе бумаги несколько слов и положил его на стол перед дочерью. Она кивнула, взяла с подоконника связку ключей, протянула ему. Полюбовавшись Кларой, которая, лежа на животе, уснула в своей кроватке, он пальцем осторожно погладил ее по щечке. Девочка поморщилась, но не проснулась. Валландер ушел.
Из Управления Валландер позвонил Стену Нурдландеру, сразу же, даже не сняв куртки. И немедля получил желаемое подтверждение.
— Конечно, есть еще один ребенок, — сказал Стен Нурдландер. — Девочка, которая родилась с тяжелейшими пороками развития. Совершенно беспомощная, если я правильно понял Хокана. Взять ее домой они никак не могли, с первого дня жизни ей требовался специальный уход. Они никогда не говорили о ней, и я полагал, это их желание нужно уважать.
— Ее зовут Сигне?
— Да.
— Вы знаете, когда она родилась?
Стен Нурдландер задумался, потом ответил:
— Она лет на десять старше брата. Думаю, они пережили огромное потрясение, когда она родилась, и далеко не сразу решились завести второго ребенка.
— Значит, сейчас ей за сорок, — сказал Валландер. — Вы знаете, где она находится? В каком приюте или лечебнице?
— По-моему, Хокан однажды упомянул, что это под Мариефредом. Но названия я не слыхал.
Валландер быстро закончил разговор. Словно бы заторопился, хотя, по сути, эта история его не касалась. Конечно, прежде всего надо бы связаться с Иттербергом. Но любопытство увлекло его в другом направлении. Он долго листал безнадежно затрепанную телефонную книжку и в конце концов разыскал нужный номер мобильного. Принадлежал он женщине, которая работала в социальном ведомстве истадского муниципалитета и приходилась дочерью одной из давних гражданских сотрудниц Полицейского управления. Несколько лет назад Валландер встречался с ней в связи с запутанным делом о педофилии. Звали ее Сара Амандер, и ответила она почти сразу же. После нескольких фраз о житье-бытье и погоде Валландер изложил свой вопрос: