Неугомонный
Шрифт:
— Вы забыли о дочери в «Никласгордене». По крайней мере, надо информировать тамошний персонал. Но это я могу взять на себя.
— Я так и думал, что вы предпочтете позвонить сами. Но если не хотите, что я вполне пойму, позвоню я.
— Нет-нет, я свяжусь с ними, — сказал Валландер. — Только расскажите мне самое важное, что я должен знать.
— Вообще-то история абсурдная, — начал Иттерберг. — Вчера вечером пропала страдающая деменцией женщина из интерната для престарелых на Вермдё. Она частенько уходила. Поэтому ее
— Луизу?
— Да. Она лежала возле лесной дорожки, километрах в трех от ближайшего шоссе. Тропинка ведет через лесосеку. Я как раз оттуда.
— Она убита?
— Нет. Скорее всего покончила с собой. Никаких внешних следов насилия, передозировка. Мы нашли при ней пустую склянку от снотворного. Если склянка была полная, то она приняла сотню таблеток.
— То есть сомнений в самоубийстве нет?
— По всей видимости. Но надо, разумеется, дождаться заключения судмедэксперта.
— Как она выглядела?
— Лежала на боку, немного скорчившись. Юбка, серая блузка, пальто, туфли стояли рядом. При ней была сумка с документами и ключами. Какое-то животное подходило к телу, обнюхивало, но не тронуло.
— Можете сказать, где именно на Вермдё?
Иттерберг объяснил и обещал прислать план. Электронной почтой.
— Прямо сейчас перешлю.
— Никаких следов Хокана?
— Никаких.
— Почему она выбрала это место? Лесосеку?
— Не знаю. О смерти среди красоты тут и речи нет. Кругом старые ветки да сухие древесные стволы. Посылаю карту. Звоните, если что.
— Как ваш отпуск?
— Занимаюсь вот этим. Не первый раз в моей жизни отпуск летит к черту.
Набросок карты пришел через несколько минут. По-прежнему держа в руке трубку, Валландер подумал, что чувство, какое он испытывает сейчас, хорошо знакомо всем полицейским, — нежелание сообщать о смерти. Такие сообщения привычкой не становятся.
Смерть всегда тягостна, когда бы ни пришла.
Он набрал номер и заметил, что рука дрожит. Ответила Линда:
— Опять ты? Мы же только что разговаривали, а? Все правда в порядке?
— Со мной — да. Ты одна?
— Ханс меняет дочке памперсы. Я же сказала, что предъявила ему ультиматум!
— Верно, сказала. А теперь слушай, только лучше сядь.
По голосу она поняла, что дело серьезное, знала, отец никогда не преувеличивает.
— Луиза мертва. Покончила с собой несколько дней назад. Ее нашли сегодня ночью или утром у дороги возле лесосеки на Вермдё.
Линда молчала, потом наконец произнесла:
— Это в самом деле правда?
— Похоже, у полиции нет сомнений. Но от Хокана ни следа.
— Ужасно.
— Как Ханс это воспримет?
— Не знаю. Сомнений действительно нет?
— Я бы не позвонил, если б Луизу не опознали.
— Я имею в виду: она вправду покончила с собой? На нее это не похоже. Не такой она человек.
— Ступай сообщи Хансу. Если он захочет поговорить со мной, пусть позвонит домой. Я могу дать ему и телефон стокгольмской полиции.
Валландер хотел закончить разговор, но Линда спросила:
— Где она была все это время? Почему покончила с собой именно сейчас?
— Об этом мне известно не больше твоего. Будем надеяться, что при всей трагичности это поможет нам отыскать Хокана. Но об этом поговорим после.
Закончив разговор, Валландер позвонил в «Никласгорден». Артур Челльберг был в отпуске, дежурная тоже, но в конце концов Валландер поговорил с временной сотрудницей. Она понятия не имела о длинной истории Сигне фон Энке, и у него возникло неприятное впечатление, будто он обращается к стене. Хотя, может, так оно и лучше, подумал он, в нынешних обстоятельствах.
Едва он покончил с этим делом, как раздался новый звонок — Ханс. Потрясенный, на грани слез. Валландер терпеливо отвечал на его вопросы, обещал сообщить, как только узнает что-нибудь новое. Трубку взяла Линда.
— Думаю, он еще не понял, — тихо сказала она.
— Как и все мы.
— Что она приняла?
— Снотворное. Иттерберг не сказал какое. Может, рогипнол? Вроде так оно называется?
— Она никогда не пила снотворное.
— Обычно женщины, желая покончить с собой, прибегают к таблеткам.
— Кое-что в твоем рассказе вызывает у меня удивление.
— Что именно?
— Она в самом деле разулась?
— Да, по словам Иттерберга.
— Разве не странно? Будь она в доме, я бы еще поняла. Но зачем снимать туфли, если собираешься лечь и умереть на улице?
— Не знаю.
— Он сказал, какие были туфли?
— Нет. Но просто потому, что я не спросил.
— Ты должен рассказать нам все-все, — сказала Линда под конец.
— А с какой стати мне что-то от вас скрывать?
— Иногда ты забываешь рассказывать, может, потому что ошибочно толкуешь заботу. Когда об этом узнают газетчики?
— В любую минуту. Включи телетекст, проверь. Обычно они ранние пташки.
Валландер ждал с телефоном в руке. Через несколько минут Линда вернулась.
— Уже. «Луиза фон Энке найдена мертвой. От мужа ни следа».
— Подробнее поговорим попозже.
Валландер включил телевизор и убедился, что этой новости отведено много места. Но если не случится ничего, что изменит или усугубит положение, смерть Луизы фон Энке скоро вновь отступит на задний план.