Неукротимая Анжелика

Голон Анн

И вот он все поставил на эту женщину с бирюзовыми глазами, способную и на страстные порывы, достойные разъяренной тигрицы, и на неожиданные всплески ребяческой радости. Все Средиземноморье говорило о ней. Именно по настоянию Верховного евнуха Меццо-Морте отправился на охоту за ней. И вопреки тому, что предполагала Анжелика, она не входила в число даров, но была куплена у пирата за огромные деньги, поскольку именно он, евнух, оплатил все расходы экспедиции.

И вот теперь она признавалась в непростительном изъяне, эта придворная обольстительница, которую он возмечтал возвести в ранг фаворитки, призванной снискать любовь Мулея Исмаила всеми искушениями чувства и ума.

Он

еще больше встревожился, вспомнив, что Анжелика, которой позволено было свободно ходить по караван-сараю, никогда не старалась привлечь внимание мужчин. Она не краснела под дерзкими взорами воинов и погонщиков верблюдов, никогда не бросала тайком оценивающего взгляда на мускулистые ноги или торс даже самых породистых мужчин… И ведь он знал, что часто западные христианки бывают холодны и малосведущи в любовных забавах, чуждаются их и почитают греховными. Он выдал свое смущение, вдруг громко воскликнув по-арабски:

– Что же мне с тобой делать?

Анжелика все поняла и предприняла безнадежную попытку выиграть время:

– Вам незачем представлять меня Мулею Исмаилу. Ведь, по вашим словам, в гареме более восьмисот женщин, и я смогу держаться в тени, замешавшись среди служанок. Я буду избегать случая попасться на глаза султану, надену покрывало, и вы сможете сказать, что меня поразила кожная болезнь, испортившая лицо…

Раздраженным жестом Осман Ферраджи прекратил этот поток досужих домыслов. Он заявил, что подумает, и удалился. Анжелика посмотрела ему вслед с иронией. В глубине души она чувствовала некоторые угрызения совести за то, что так его опечалила…

Глава 9

Вступление в Марокко ознаменовалось мгновенно наступившими переменами. Грабители исчезли с горизонта. Зато по пути стали встречаться приземистые горные крепости из необработанного камня. Мулей Исмаил выстроил их во всех концах своего царства силами своих легионов.

Эскорт негров в красных тюрбанах гарцевал перед караваном. Путешественники останавливались около селений, и предводители родов спешили снабдить их птицей, молоком и бараниной. А после отбытия каравана на месте стоянки сжигали вязанки зеленых ветвей, чтобы очистить землю, по которой прошли рабы-христиане. Это была суровая и очень религиозная страна. Доходили новости из столицы. Мулей Исмаил вел войну против одного из своих племянников, Абдель-Малека, поднявшего племена вокруг Феца. Но уже разнеслась слава о новых победах великого воина-венценосца. Посланец передал Верховному евнуху, что победоносный султан милостиво ожидает своего лучшего друга и советника. Фец пал, и черные нукеры уже прошлись по городу, убивая всех, встреченных с оружием в руках.

Караван тогда стоял в двух днях пути от Феца, разбив лагерь у подножия высокой крепости с квадратными зубчатыми башнями. Алькаид Алазин, комендант крепости, задал пиршество в честь победы и прибытия Верховного евнуха и первого султанского визиря Османа Ферраджи.

Среди общего шума и грохота ружья изрыгали пламя, небо пестрело от стрел, в воздух взмывали желтые, зеленые и красные бурнусы, а великолепные вороные и белые лошади выделывали замысловатые фигуры.

Анжелика была приглашена на трапезу. Ослушаться она не осмелилась, тем более, что просьба эта в устах Верховного евнуха, вообще довольно мрачного в последние дни, приобрела жесткость приказа.

У подножия крепости разбили огромный шатер, покрыли его одеялами из верблюжьей шерсти и коврами. Через отвернутый полог входа была видна толпа любопытных, сверкающая под солнцем своими разноцветными одеждами.

Блюда разносили до вечера: жаркое из барашка, рагу из голубей с бобами и миндалем, слоеные пироги. И все это

было густо сдобрено обжигающим горло перцем.

Настал вечер, время песен и танцев. Два огромных костра давали свет, и блики огня играли на красных песчанниковых глыбах основания крепости.

Под дрожащие звуки флейты и барабанную дробь поднимались танцовщицы, закутанные во множество юбок неразличимого цвета, позвякивающие золотыми браслетами. На их открытых лицах были видны какие-то синие знаки. Они встали полукругом, плотно прижавшись друг к другу плечами. За ними теснились пешие мужчины, а чуть дальше – всадники.

Начался танец. Это был танец любви. Скоро зрители смогли различить под множеством юбок судорожные колебания животов, меж тем как музыканты метались вокруг танцующих, словно дьяволята, а их инструменты доводили этот танец-заклинание до настоящего исступления. Это длилось долго, ритм все убыстрялся, танцующие истекали потом, их лица с закрытыми глазами и полуоткрытыми губами горели тайным огнем. Без единого постороннего прикосновения они доходили до пароксизма страсти, и под жадными взглядами напряженных, объятых вожделением мужчин расцветало таинственное лицо истомленной счастьем женщины, на котором против ее желания отражаются радость и боль, экстаз и страх. Будто пораженные невидимой молнией, зародившейся где-то внутри них, они почти лишались чувств, но продолжали стоять, поддерживаемые только плечами соседок. Казалось, еще мгновение – и они грохнутся навзничь, готовые ко всему.

Чувственность, источаемая этой толпой, была так навязчива, что Анжелика опустила глаза. Заразительная любовная горячка потревожила и ее. В нескольких шагах какой-то араб не сводил с нее взгляда. Это был один из офицеров алькаида, его племянник Абдель-Карим. Анжелика отметила, что он красив, как античная статуя. У него было лицо цвета палисандра с темными глазами и белым кружевом зубов, сверкавших, когда он улыбался, отвечая на комплименты Османа Ферраджи.

Но теперь он не улыбался. Он не спускал глаз с французской пленницы, чье непривычно белое лицо светилось в темноте. Почувствовав его взгляд, Анжелика повернула голову. И содрогнулась, прочитав зов в его больших требовательных черных глазах. Она увидела, как дрожат его полные губы и гладкий подбородок с ямочкой посередине, словно у прекрасных бронзовых римских бюстов. Анжелика обернулась, ища глазами Османа Ферраджи: не заметил ли он, что она сделалась предметом пристального внимания?..

Но он куда-то отошел и, может быть, именно его отсутствие ободрило молодого человека. Огонь костров замирал, отбрасывая гигантские тени за стену, и красные камни крепости постепенно погружались во тьму. Казалось, пламя мигало в такт ритмам танца и голосам, звучавшим то громче, то тише, переходя от гортанного крика к глухому шепоту, к бессловесному хрипу, чтобы затем вновь зазвучать громко… и вновь затихнуть…

В возникавшей тишине слышался лишь скрип песка под логами неутомимых танцовщиц. Когда этот топот смолкнет, когда последний уголек погаснет, единый порыв бросит навстречу друг другу мужчин и женщин.

Взгляд Анжелики неотвратимо возвращался к неподвижному, словно зачарованному лицу молодого шейха. На нее смотрели и другие, но этот желал ее с устрашающим жаром, как некогда Накер-Али. В ней пробудилось стремление откликнуться на его призыв. Она вновь познала тот голод, что проникает до внутренностей, и почувствовала слабость, почти головокружение. Ей на миг захотелось опустить глаза, но тут же она вновь посмотрела на юношу. Наверняка у нее был весьма выразительный вид, поскольку губы его тронула торжествующая улыбка, и он подал ей знак. Анжелика резко отвернулась и набросила покрывало на лицо.