Неукротимая герцогиня
Шрифт:
Вот вам и светская беседа…
Отмокая в чане с горячей водой, барон де Риберак обдумывал события последних часов. Монастырская выпускница и богатая невеста оказалась кладезем неожиданных сюрпризов и непредсказуемых гадостей. Получить в мужья красивого, умного и достаточно состоятельного рыцаря этой холеной деве мало. Обозвала провинциальным дворянчиком! Ну и гонор… Да любая другая голову бы потеряла от счастья, обрати он благосклонный взор в ее сторону даже без всяких намеков на супружеские узы! Надо же, почти всех участников турнира сумела натравить
Пока барон так размышлял, сидя по шею в мыльной воде, часть прекрасных дам сумела привести в чувство своих ополоумевших от чар Жанны избранников и наставить их на путь истинный. Поэтому в отряд де Риберака записалось много хороших бойцов. Увидев это, барон окончательно вернул себе хорошее расположение духа и, отказавшись от ужина и танцев, пошел отсыпаться перед схваткой.
Глава VII
Второй день турнира начался без эксцессов. Мессир д'Онэ отвоевал все-таки нижнюю часть центральной трибуны для судей и теперь, довольно потирая руки, приговаривал:
– Уж сегодня-то мы посмотрим на этих голубчиков! Пальчиком незаметно не шевельнут! Ох и люблю я, когда отряд на отряд бьется! Ничего краше в жизни не видел!
Действительно, на такое зрелище стоило посмотреть: кавалькада рыцарей попарно выехала на поле. Там они разделились на два отряда и застыли в противоположных концах, ожидая сигнала.
Замерли зрители, напряженно вглядываясь в стройные ряды и узнавая своих любимцев. Замерли конные оруженосцы, держа наготове запасные копья и готовые тут же примчаться на зов господина. Замерли упакованные в сталь рыцари, готовясь к тому моменту, ради которого и стоит жить на этом свете. Замерли все.
И над этим оцепенением рыкнул бас мессира д'Онэ:
– Руби канаты!
Рассеченные полосатые змеи упали в пыль, и с тяжелым, как отдаленные раскаты грома, грохотом шеренги схлестнулись и разбились друг о друга.
Вот теперь барон де Риберак отыгрался за все свои вчерашние поражения. Он вышибал противников из седла копьем, палицей сминал их роскошные латы, превращая грозных кентавров в поверженных божьих коровок. Ни у зрителей, ни у судей, ни у самих сражающихся рыцарей не было и тени сомнения, кто сегодня победитель.
В лучах слепящего полуденного солнца нежная, словно сошедшая с иконы дева вручала мужественному коленопреклоненному рыцарю в алом плаще золотой кубок. Эта идиллическая картинка так и просилась быть нарисованной в каком-нибудь рыцарском романе в обрамлении роскошной рамочки из затейливых узоров, диковинных зверей и прекрасных цветов.
Турнир завершился. Унесли покалеченных, помятых, перегревшихся в глухих панцирях. Оруженосцы бегали от шатра к шатру, ведя переговоры о выкупе коней, оружия и доспехов побежденных рыцарей.
Сами же рыцари, кто был в состоянии шевельнуть хоть какой-нибудь конечностью, собрались в громадном шатре с чанами воды и там, смывая боевую грязь и блаженно потягивая вино, обсуждали прошедший бой. Повседневные заботы, жены, дети, домочадцы, любимые женщины и собаки – все осталось там, за тонкими полотняными стенами. А здесь царила атмосфера настоящего мужского братства, где только удаль и честь имели цену.
«Вот так! – думал де Риберак, принимая поздравления с победой. – Я-то доказал, что являюсь рыцарем не на словах, а на деле. А вот вечером я, уважаемая королева турнира, устрою вам небольшой сюрприз. И посмотрим, выдержите ли вы испытание на звание первой дамы Аквитании, которую вы из себя упорно изображаете!»
Турнир закончился, но праздник между тем продолжался.
Подстой люд валом валил на свои любимые развлечения: бой на палках, поднятие булыжников, лазанье по гладко обтесанному столбу. А главным состязанием была стрельба из лука. На благодатной земле Гиени в дни Столетней войны осело много английских лучников, которые наградили свое многочисленное потомство не только светлыми, а часто и рыжими, волосами, но и пристрастием (да и умением) к этому нелегкому искусству. Быть может, пышности и благородной учтивости на этих состязаниях было и поменьше, зато веселья от души куда больше.
Пользуясь удачным моментом, чуть в сторонке актеры соорудили свои пестрые подмостки, веселя зрителей сочными, грубоватыми шутками и прибаутками. Франсуа-фокусник переоделся цыганом и, скаля все тридцать два зуба, передразнивал соревнующихся лучников, борцов и столболазов: с надменным видом долго целился в большую круглую мишень, но попадал почему-то в пышный (щедро подбитый паклей) зад Коломбины, напропалую кокетничающей с Турком. Или бессильно прыгал вокруг шеста, изображающего столб, а потом, воровато озираясь и прикладывая палец к губам, подтаскивал к нему лестницу.
Все его ужимки сопровождались гоготом толпы. Не смеялись только сами участники состязаний. Фокусник изрядно действовал им на нервы, ловко замечая и безжалостно копируя все их огрехи. Несколько парней сбились в небольшую компанию и в перерыве с помощью глазевшего на представление мальчишки вызвали Франсуа.
Очутившись в окружении могучих, с налитыми плечами, спинами и руками серьезных молодцов, фокусник ни на секунду не утратил ни нахальства, ни самоуверенности, хотя рядом с ними казался тощим и хилым подростком.
Ловким сальто он выскочил из круга и, оказавшись вне досягаемости увесистых кулаков, молча поманил парней за собой. Те чуть растерянно двинулись следом, недоверчиво глядя на выкрутасы акробата и готовые в любой момент кинуться за ним в погоню, если он попытается улизнуть.
Франсуа бесцеремонно распихал толпу у столба, с которого только что свалился очередной неудачник. И не успели зеваки и рта раскрыть, как он уже обхватил столб руками и ногами и быстро добрался до вершины. Отцепив заветный мешочек с медяками, фокусник помахал им над головой и, заткнув за пояс, съехал вниз.