Неукротимая герцогиня
Шрифт:
И расстроенная Жанна в сопровождении герцога удалилась.
Глава VII
Вернувшись с охоты, Жанна в полном расстройстве чувств заперлась в своих покоях.
Нужно было лечить обветренную, воспалившуюся с непривычки кожу и успокаивать растревоженную душу.
За первое дело взялась Жаккетта. Для начала она сделала госпоже ванну из ромашки, мяты и крапивы. Пока Жанна отмокала в целебной воде, Жаккетта, выстроив перед собой крепостную стену
Жаккетта тоже находилась в препаршивом настроении. После того как святая Агнесса не сумела отстоять ее от посяганий неизвестного шевалье и бесславно сдала вверенную ей цитадель, она, Жаккетта, закончив знакомство с телесными достоинствами незнакомца, пулей вылетела из комнаты, кое-как натянув на ходу платье. Добравшись до покоев дам, Жаккетта просидела там до самого отъезда, боясь даже высунуться за дверь, чтобы не натолкнуться на других любителей охоты на куропаток.
– Отвоевалась святая Агнесса! – лаконично объяснила она Аньес. – Святую Анну о защите просить придется.
Аньес хотела разузнать, кто этот незнакомец, но пока они с Жаккеттой оттирали все-таки немного запачкавшуюся юбку, вернулись охотники, и камеристкам пришлось переодевать Жанну к ужину, а затем до ночи возиться с ее охотничьим костюмом, приводя его в порядок. Поэтому в разговорах девушек неузнанный охотник так и остался «вывихнутым всадником».
Сейчас Жаккетта хотела побыстрей добраться до церкви и умолить святую Анну о помощи. Но пока госпожа Жанна мокла в ванне, об этом и думать было нечего. Оставалось, стиснув зубы, ждать.
Угрюмая Жаккетта замешала из яичных желтков и миндального масла смесь по рецепту мессира Марчелло и принялась намазывать ее на лицо госпожи.
Довольно скоро из ванны торчала жутковатая (для непривычного глаза) голова: на застывшей глянцево-желтой маске неестественно выделялись натуральные глаза, брови и рот. Затем Жаккетта натерла кисти рук Жанны розовым маслом и упаковала их в специальные перчатки. Осталось обиходить только волосы. Ливанув в оставшиеся желтки крепкого рома, Жаккетта хорошо переболтала гремучую смесь и прядь за прядью стала наносить ее на волосы.
Жанна, не открывая глаз, дернула желтым носом и спросила:
– Это что, ром? Налей немного!
Аньес, в обязанности которой сейчас входило следить за тем, чтобы вода в ванне не остыла, кинулась к поставцу и принесла оттуда крохотную рюмку венецианского стекла.
Жаккетта плеснула туда рому и вложила рюмочку в перчатку госпоже.
Жанна открыла один глаз, скептически осмотрела предложенную дозу и ровным, бесстрастным голосом сказала:
– По-твоему, недотепа деревенская, это немного? – с размаху швырнула рюмку о стену.
Пришлось нести и наполнять бокал.
Такая емкость Жанну устроила, и она принялась усиленно топить в ней свое горе, врачуя истерзанную душу.
Горе оказалось строптивым и тонуть не хотело. Наоборот, оно упорно рвалось и из бокала, и из души на свет Божий.
– Сволочь этот герцог! Такой подлости я от него не ожидала! – еле шевеля губами, стянутыми засохшим желтком, нечленораздельно сказала Жанна.
– А что произошло, госпожа?
На всякий случай Аньес встала за спиной госпожи рядом с Жаккеттой, чтобы, если Жанне придет охота запустить в нее бокалом, можно было увернуться.
На ее счастье, Жаннино горе решило излиться в широкий мир. Поэтому довольно миролюбиво Жанна сказала:
– Этот подонок уже не может, видите ли, общаться с женщинами тет-а-тет. У него, мерзавца, время любовных турниров прошло, а значит, удочерить меня он, может быть, и согласится, но вот обвенчаться – никак! Правда, баронесса тоже села в лужу! – хихикнула она, вспомнив вчерашний вечер. – Но герцога это никак не оправдывает! Такой шикарный замысел погубил своей мужской немочью! Наверняка в молодые годы скакал, как жеребец, под юбки вот и выдохся к концу! Осел винторогий!!!
– Ослы безрогие! – пробурчала Жаккетта и поплатилась: бокал полетел в нее.
Она машинально увернулась и даже не расплескала месиво для волос. Не обращая особого внимания на разбушевавшуюся в ванне госпожу, принялась надевать на измазанные липкой, но страшно полезной смесью волосы колпак и укутывать это сооружение кипой полотенец.
Внезапно, глядя на вышитый на верхнем полотенце герб де Монпеза, Жаккетта радостно сообщила:
– Госпожа Жанна, а винторогий осел – это единорог!
– Я тебя когда-нибудь прибью! – прорычала Жанна. – Катись со своим винтоногим ослом сама знаешь куда! Тут не знаешь что и делать, а эта дубина широкомордая лезет со своими дурацкими сообщениями! Ну герцог, ну удружил! Хоть к колдунье какой обращайся, да где их найдешь!
– На соседней улице одна живет. – пискнула Аньес, осторожно доливая в ванну кувшин горячей воды.
– Что ты сказала? А ну повтори!!! – Жанна рывком высунулась из ванны.
Аньес с испугу чуть не выронила кувшин в воду.
– А я что, я ничего! – пролепетала она. – Это не я, это Филлиппа говорит!
– Что говорит твоя Филлиппа?! Жаккетта, живо сними с меня свою липучую гадость! Сил никаких нет эту мерзость терпеть!
От усиленной жестикуляции гладкая корочка яичной маски стала трескаться как подсохшая глинистая грязь в выбоинах дорог после дождя.
Жаккетта с видом мученицы за веру стала смывать хорошо приставшую маску.
А Аньес, пригвожденная к полу взглядом Жанны, поеживаясь, рассказывала: