Неукротимый, как море
Шрифт:
— Надо перебрать насос, или сожжем всю цапфу, — наконец решился напрямую заявить стармех. — И вот тогда уж точно придется глушить машину, и не на пару часиков. Потребуется двое суток, чтобы прямо в море заменить вкладыши подшипника. — Стармех побледнел, у него дрожали губы, ибо он отлично знал репутацию Дункана, знал, с какой легкостью тот отбрасывал любого, кто осмелится встать на пути, — да еще отличался особой мстительностью и преследовал жертву, пока не уничтожал ее полностью. Однако страх за судно придал стармеху смелости.
Дункан
— С какой стати насос вообще сломался? Почему никто не заметил этих признаков раньше? Это вопиющая халатность!
Уязвленный до глубины души, стармех выпалил:
— Если бы на борту имелась резервная помпа, мы бы переключились на аварийную систему и спокойно занялись техобслуживанием!
Дункан вспыхнул до корней волос, но отвернулся, не сказав ни слова. Модификации, на которых он лично настоял, лишили «Золотой рассвет» практически всех дублирующих систем; все, что угодно, лишь бы снизить затраты на строительство танкера.
— Сколько вам нужно времени? — Он остановился в центре каюты и гневно взирал на механика.
— Четыре часа, — мгновенно ответил шотландец.
— Хорошо. У вас есть четыре часа, и ни минутой больше, — угрюмо буркнул Александер. — А если не уложитесь, то сильно об этом пожалеете. Гарантирую.
Пока стармех глушил машину, перебирал и ремонтировал масляный насос, Дункан нервно топтался на мостике, третируя капитана.
— Мы потеряли слишком много времени, — кипятился он. — Надо наверстать!
— Вы требуете поднять обороты за верхний предел экономической скорости, — осторожно напомнил ему капитан.
— Мистер Рандл! Наш груз стоит восемьдесят пять долларов за тонну. На борту миллион тонн. И я требую наверстать упущенное время! — Дункан резким движением отмел в сторону любые возражения. — У нас контракт с жестким сроком доставки на рейд Галвестона. Весь проект, вся концепция транспортировки находится под угрозой. Вам что, об этом нужно напоминать? К черту расходы, я хочу вписаться в сроки!
— Да, мистер Александер, — кивнул Рандл. — Мы наверстаем задержку.
Через три с половиной часа на мостике появился стармех.
— Ну? — злобно накинулся на него Дункан, едва тот вышел из лифта.
— Насос починили, хотя…
— Что?
— Предчувствие у меня… Слишком долго оттягивали с этим подшипником… Я бы не советовал выходить за пятьдесят процентов мощности, пока не снимем вал…
— Я собирался приказать двадцать пять узлов, — смущенно признался капитан.
— Ох, не надо бы… — скорбно покачал головой стармех.
— Ваше место в машинном отделении! — резко оборвал его Дункан, кивнул Рандлу, чтобы тот отдал команду включить ход, после чего занял свое привычное место на открытом крыле ходового мостика. С высоты кормовой надстройки был отлично виден белый бурун, поднимавшийся от гребного винта. «Усы» кильватерного следа разошлись в обе стороны до самого горизонта. Дункан стоял на ветру, пока не опустилась ночь, а когда вернулся в каюту, там его поджидала Шантель. Она нетерпеливо поднялась с кушетки.
— Мы опять движемся…
— Да, — кивнул он. — Все будет в порядке.
Центральный пост управления силовой установкой был переведен в автоматический режим ровно в девять вечера. Вахтенные мотористы отправились на ужин, затем отдыхать, оставив старшего механика в одиночестве. Он задержался еще на пару часов в длинном и узком туннеле гребного вала, горестно бормоча себе под нос и покачивая головой над массивным подшипником. Ежеминутно стармех трогал громадную литую деталь, ожидая появления высокой температуры и вибраций, которые являлись признаками неотвратимой механической поломки.
В одиннадцать он с досадой плюнул на мерно вращавшийся гребной вал, который в обхвате не уступал дубовому кряжу, сверкая полированным серебром под безжалостными лампами, затем поднялся с корточек.
На посту управления он еще раз убедился, что системы судна работают автоматически, что все контрольные цепи функционируют исправно и дублируют свои сигналы на индикаторах громадного пульта, после чего зашел в лифт и поднялся наверх.
Через тридцать пять минут один из крошечных транзисторов в контуре управления хлопнул со звуком вылетевшей пробки из шампанского и окутался облачком серого дыма. В отсутствие людей это событие прошло совершенно не замеченным. Система не имела аварийного резерва, переключиться на него не могла, и, когда температура подшипника вновь подскочила, не прошло никаких импульсов на срабатывание тревожной сигнализации и экстренное глушение силовой установки.
Тяжеленный вал вращался, а перегретый подшипник все плотнее и плотнее охватывал участок металла, поврежденный из-за предшествующей длительной работы в критических условиях. Тоненький металлический заусенец отслоился от полированной поверхности вала и, завиваясь серебристой стружкой, попал между вкладышами. Весь узел раскалился до темно-вишневого цвета, через минуту вздулась и пошла пузырями оксидная краска, которая покрывала наружный кожух. Двигатель продолжал неумолимо прокручивать вал.
Смазка, нагнетаемая в зазор между светящимися от жара поверхностями, мгновенно потеряла вязкость и стала жидкой как вода. Затем температура превысила точку воспламенения, масло вспыхнуло, и по корпусу подшипника побежали огненные струйки, от которых занялась и краска. Туннель гребного вала заполнился густыми, едкими клубами, и лишь тогда сработали пожарные датчики, включив тревожную сигнализацию на ходовом мостике и в каютах капитана, старпома и стармеха.
Однако двигатель упорно развивал семьдесят процентов мощности, вал по-прежнему вращался в разваливающемся подшипнике, брызгая расплавленным металлом вкладышей, прогибаясь и коробясь под немыслимыми механическими нагрузками.