Неукротимый, как море
Шрифт:
Наконец девушка завязала тонкую веревку, которой полотнище крепилось за поручень, однако легкую материю все равно перекосило так, что видно было только одно слово. «Отравители» — обвиняли алые, наспех намалеванные буквы, за которыми шел череп с двумя перекрещенными костями.
Саманта перебежала на другой конец палубы, чтобы помочь там с транспарантом. Над головой что-то возбужденно вопил продюсер, рядом двое членов команды пытались оказать посильную помощь, а Салли-Анн махала руками и надрывала голос: «Прочь! Убирайтесь прочь! Вы отравляете наши океаны!»
Все
Дизель «Ловкача» бешено взревел, потому что Хэнк бросил ручку дросселя до упора, пытаясь на полной мощности убрать старенький сейнер с пути грозного стального исполина.
Рыгающий дымом выхлоп из трубы, вертикально прикрепленной к рулевой рубке, с трудом позволял слышать друг друга — вплоть до этого момента. Теперь же рев затих и внезапно стал слышен лишь посвист ветра.
Возбужденные голоса смолкли, и люди замерли на месте, выпучив глаза на «Золотой рассвет», который двигался на них, ни на йоту не замедлив свою величественную поступь.
Первой опомнилась Саманта. В три прыжка она пересекла палубу и нырнула в рубку.
Хэнк Питерсен стоял на коленях возле переборки, что-то отчаянно выделывая со стальной трубой, по которой управляющие тросики шли к подпалубному дизелю.
— Ты почему его выключил?! — завизжала Саманта.
Хэнк глянул на нее снизу вверх, напоминая человека, получившего смертельную рану.
— Дроссельная тяга, — пробурчал он. — Опять лопнула.
— Починить можешь? — Вопрос прозвучал издевательски. Между тем «Золотой рассвет» шел на них — молчаливый, зловещий, непреклонный, — и до него оставалось меньше мили.
* * *
Рандл стоял секунд десять, обеими руками стискивая штормовой поручень под обзорными окнами мостика.
Лицо его окаменело, кожа побледнела и натянулась на скулах. Он пристально смотрел на корму грузно качавшегося сейнера, ожидая, что вот-вот появится бурун от ожившего гребного винта.
Он знал, что не в состоянии вовремя отвернуть или затормозить ход своего судна и что столкновение неизбежно, если только рыбаки немедленно не заведут двигатель и на полном ходу не уберутся с курса танкера, разминувшись с ним правым бортом.
«Чтоб им провалиться», — горько думал он. Сейнер самым наглым образом нарушил правила судовождения. Рандл отлично знал, что за ним стоят все морские законы; более того, собственно столкновение причинит крайне малый ущерб «Золотому рассвету» — пострадает краска да чуть погнется какой-нибудь стальной лист на упрочненном форштевне… Но эти психи просто напрашиваются на неприятность.
Он уже не сомневался в цели столь безответственной, сумасшедшей выходки. Скандальные слухи ходили еще до отплытия «Золотого рассвета», и капитан читал протесты в газетах и видел выступления ополоумевших экологов по телевизору.
В нем кипел гнев. Эти людишки всегда его раздражали. Была бы их воля, то исчез бы весь танкерный флот, а вот сейчас они сознательно угрожали самому Дункану, поставив в ситуацию, которая может скверно отразиться на всей его карьере. Он уже и так рискует, зайдя в пролив незадолго до урагана. Дорога каждая секунда — а они вон что удумали…
Рандл с удовольствием сохранил бы текущий курс и скорость, переехал бы мерзавцев. Они же попросту дразнят его, нагло кривляются — Бог свидетель, они это заслужили.
Но ведь он моряк, а посему человеческая жизнь на море была для него первейшей ценностью. Все его инстинкты требовали избежать столкновения, какими бы тщетными ни выглядели такие попытки… Один из офицеров вывел его из раздумий:
— Смотрите! У них женщины на борту! Женщины!
Чаша переполнилась. Не дожидаясь подтверждения, Рандл приказал рулевому:
— Право на борт!
В два прыжка капитан достиг машинного телеграфа и до отказа дернул хромированную рукоять. Резко задребезжал звонок: «Полный назад!»
Почти сразу же настил под ногами отозвался иной дрожью — силовая установка семью палубами ниже взревела, вырабатывая полную аварийную мощность. Главный гребной вал резко сменил направление вращения.
Рандл обернулся. Почти пять минут нос судна стоял как вкопанный относительно горизонта, ничем не показывая, что перо руля было переведено в крайнее положение. Инерция миллиона тонн сырой нефти, колоссальное сопротивление корпуса в водной среде и напор ветра вместе с течением удерживали «Золотой рассвет» на курсе. Более того, несмотря на бешеные усилия ферробронзового винта, который глубоко зарывался в зеленую пучину, ничуть не изменилась и скорость танкера.
Рандл тянул и тянул на себя серебристую рукоять изо всех сил, словно мог хоть как-то помочь судну замедлить ход.
— Поворачивайся! — шептал он, не сводя глаз с сейнера, который прыгал на волнах, но никак не сходил с дороги «Золотого рассвета». Крошечные фигурки на корме упрямого наглеца размахивали руками, но это им не помогало. В голову пришла совершенно неуместная мысль, что вот и транспарант с алыми буквами оторвался одним концом и теперь хлещет под ветром, как тибетский молитвенный флаг.
— Поворачивайся… — вновь прошептал капитан и тут увидел первые признаки отклика судна. Угол между форштевнем танкера и сейнером изменился, поначалу едва заметно, но с каждой секундой разворот ускорялся, а взгляд на управляющую консоль засвидетельствовал небольшое падение поступательной скорости.
— Да поворачивайся же ты, ну! — Рандл по-прежнему удерживал рукоять машинного телеграфа в крайнем положении, всем своим существом чувствуя, как сопротивляется Гольфстрим попытке танкера встать поперек течения.