Неукротимый
Шрифт:
— Каковы твои первые впечатления от Аргентины, Грейс?
— Ну, во-первых, прекрасная теплая погода по сравнению с промозглой британской зимой. Люди очень добры и отзывчивы. И множество новых ароматов и звуков. Такое ощущение, что в воздухе сквозит ритм самбы.
— Ты до сих пор романтик, Грейс? — рассмеялся Начо.
Они замолчали, каждый задумался о чем-то своем. Грейс вспомнила, как она впервые увидела Начо. Он показался ей пугающе привлекательным, она видела что-то невероятное в его глазах. У него был такой пристальный взгляд, что казалось,
Возможно, именно чувство опасности, исходившее от Начо, и делало его таким привлекательным в ее глазах. И она обязана преодолеть свое смятение перед ним, если хочет показать себя с лучшей стороны.
— Грейс?
— Прости. — Она быстро вернулась в настоящее. — Я просто пыталась представить себе винодельню.
— Я опишу ее тебе.
— Было бы здорово, — сказала она, удивляясь его покладистости. — Рядом есть река?
— Почему ты спрашиваешь? — Его голос мгновенно изменился.
Грейс едва не застонала от досады. Конечно, она знала о трагедии — все знали, — но было в голосе Начо что-то такое, чего она не слышала раньше. Что-то, заставившее ее предположить, что, несмотря на то что его родители утонули уже много лет назад, воспоминания об этом до сих пор причиняют ему сильнейшую боль.
Но что действительно удивило ее, так это то, что она услышала в его голосе нотки гнева, словно он защищался, чувствуя не только горе, но и вину.
— Как я понял, тебе здесь нравится? — спросил он, сменив тему.
— Очень, — порывисто ответила она. — Каково это, вырасти в пампасах?
По затянувшемуся молчанию Грейс поняла, что снова сказала что-то не то.
— Это был сущий хаос. Никакой личной жизни. И почти никакой свободы, как ты, должно быть, думала, — продолжал он. — И совершенно некуда пойти. Когда ты юн и горяч, все, что тебе нужно, — это огни большого города и его ночная жизнь. А все, что было здесь, — это горы, звезды и пустыня на много миль вперед.
— А поскольку ты был самым старшим, тебе постоянно приходилось присматривать за братьями и сестрой, — догадалась Грейс. — Лусия рассказывала, что после гибели родителей ты очень много работал и заботился о них.
— Я делал все, что мог, — сдержанно произнес он, явно не желая развивать тему.
— Должно быть, тебе было очень трудно, — мягко заметила Грейс.
— Не особо, — ответил Начо, беспокойно поерзав в кресле. — С Лусией было тяжелее всего. Взросление было для нее сущим адом, с четырьмя-то братьями.
— И не дай бог у нее появлялся парень, — предположила Грейс с усмешкой.
На этот раз она явно услышала иронию в голосе Начо, когда он спросил:
— Это она тебе сказала?
Поскольку напряжение между ними немного спало, Грейс решила, что должна быть
— А твои братья?
— Руис всегда был примерным учеником, — пояснил Начо. — Он замечательный брат и сын. На самом деле Руис никогда не ступал на наклонную дорожку. А вот Диего — темная сторона той же медали. Некоторые считали его опасным, но я всегда думал, что это преувеличение. Диего просто трудно понять.
— А самый младший, Круз?
— Круз был проблемным парнем, — вздохнул он. — Все время попадал в неприятности.
— А ты? — быстро спросила она, чувствуя, что, спросив о Крузе, разворошила осиное гнездо.
— Я? — переспросил он. — Большую часть времени я проводил, оберегая Круза от неприятностей.
— Ты знаешь, что я не это имела в виду, — упрекнула она его, прекрасно понимая, что он снова ловко ускользнул от темы.
— Я знаю, что ты имела в виду, — заверил он. — И все, что я готов сказать об этом, — это то, что ты видишь и чувствуешь, общаясь со мной.
До этого момента у нее не было причин не верить Начо на слово, но сейчас она усомнилась.
— Ворота, — пояснил Начо, когда джип сбавил скорость и остановился.
— Должно быть, большие ворота, — предположила Грейс, отметив про себя, что на их открытие понадобилось немало времени.
— Так и есть, — подтвердил Начо, и они снова поехали. — Мы приближаемся к зданиям по обсаженной деревьями дороге, — пояснил для Грейс Начо.
— И они ярко освещены, — заметила она. — Смена освещения — единственное, что я могу различать. Мне повезло, что я до сих пор могу чувствовать источник света. Это помогло мне выработать некоторые навыки. Когда ты ничего не видишь, то счастлив и такой малости, — рассмеялась она, но Начо не ответил.
Дальше они ехали в молчании. Она чувствовала, что Начо расслаблен и спокоен, но все же в нем ощущалась скрытая угроза, как в спящем хищнике.
— Здание очень старое, из песчаника, — нарушил тишину Начо, когда джип снова остановился. — Но оно прекрасно сохранилось. Сейчас в лунном свете оно кажется серебристо-синим.
— А на закате солнце окрасит его в розовый, — догадалась она. — Здесь много света. Но это другой свет.
— Кованые фонари висят по обеим сторонам от входной двери. От них идет довольно яркий свет. И от этого сводчатые окна рядом с дверью просто сверкают. Ну, как я справляюсь? — поинтересовался он, остановив машину.
— Неплохо, — улыбнулась Грейс. — А дверь? Нет, не говори мне! Это огромная дубовая дверь в форме арки с толстыми железными шипами?
— Аргентинское сандаловое дерево, — поправил он. — Но у тебя получилось прекрасное описание, Грейс. Добро пожаловать в винодельню Акоста!
Грейс отстегнула ремень безопасности и осторожно выбралась из машины, опираясь на предложенную Начо руку на тот случай, если ей понадобится помощь. Она избегала прикосновений, подчеркивая свою независимость, но не могла игнорировать сигналы, которые подавало тело: ее с головы до ног окатило жаркой волной.