Неуловимая Констанция Данлап
Шрифт:
Констанция сделала паузу. В кабинете, похоже, никто не дышал.
— А теперь подсчитайте сами, — с силой добавила она. — Десять процентов комиссионных от полумиллиона долларов, которые он для вас сэкономил, составляют пятьдесят тысяч долларов. И недостача, о которой вы говорите, джентльмены, — его вознаграждение.
— К дьяволу такое вознаграждение! — воскликнул Беверли.
Констанция потянулась к телефону, стоящему рядом на столе.
— Соедините меня с таможенной полицией, — сказала она в трубку.
Дюмон
Бизнесмены и детектив смотрели на Доджа, на миссис Данлап и понимали, что те не дрогнут. Эти двое были такими же безжалостными, какими прежде были их противники.
Дюмон буквально вырвал телефонную трубку из рук Констанции.
— Центральная, не соединяйте, — пробормотал он.
Потом двинулся к двери, и остальные последовали за ним.
Снаружи аудитор терпеливо ждал, когда Драммонд позовет его, чтобы подтвердить рапорт. Он прислушивался, но из-за двери, вопреки ожиданию, не доносилось разговора на повышенных тонах. Что бы это могло значить?
Дверь открылась. Появился бледный Беверли, за ним — ошарашенный молчаливый Дюмон. Додж снова придержал дверь для Констанции, и та быстро прошла мимо изумленного аудитора.
Теперь все взгляды были направлены на Дюмона, как на самого красноречивого из всех.
— Додж дал удовлетворительные объяснения, — только и сказал он.
— Я бы заперла все эти бумаги в самом крепком сейфе самого безопасного банка Нью-Йорка, — заметила Констанция, выкладывая на стол Мюррея доказательства вины его начальства. — Это единственная гарантия вашей безопасности.
— Констанция! — порывисто выпалил Додж. — Вы были великолепны!
Теперь, когда сражение осталось позади, Констанция почувствовала, что ее начинает бить дрожь.
Она отошла и встала у окна, а Мюррей, понизив голос, продолжал:
— Я хочу кое-что вам сказать.
Он подошел к ней, наклонился ближе и страстно заговорил:
— С того дня у «Вудлейка», когда вы отговорили меня от глупого и недостойного поступка, я понял, что вы… Вы значите для меня больше жизни. Констанция, раньше я никогда не любил. Для меня имели значение только деньги. Мне некого было любить, не о ком думать, не о ком заботиться, кроме себя самого. Вы все это изменили.
Констанция смотрела в окно на высокие здания Нью-Йорка. Там, в мириадах кабинетов, таились несметные богатства и множество неиспробованных возможностей эти богатства заполучить.
Повернувшись, она лишь на мгновение взглянула на Мюррея, потом быстро опустила глаза. Здесь ей
— Теперь вы чисты от подозрений, вы уважаемый и респектабельный человек, — просто сказала она.
— Да, слава богу. Я чист, и у меня появились новые амбиции благодаря вам.
Констанция с прошлого вечера ожидала этого разговора. И она верно угадала, как будет вести себя Мюррей, когда с огромным облегчением избавится от висевшей над ним угрозы. Но почему-то он ее разочаровал. Констанция чувствовала, что триумф в ее душе превращается в пепел.
— Говорите яснее, — нетвердым голосом попросила она.
— Констанция, — настойчиво сказал он, подходя ближе и беря ее за холодную руку.
Что, если Драммонд, несмотря на свою враждебность, был все-таки прав? Что, если она перекроет Мюррею все пути к новой жизни, которая теперь перед ним открыта?
Констанция осторожно высвободила руку. Нет, это счастье не для нее.
— Боюсь, в глубине души я порочная женщина, Мюррей, — грустно сказала она. — Я слишком далеко зашла, чтобы вернуться. На мне клеймо. Но я не окончательно погибла… Пока еще нет. Вспоминайте меня добрым словом.
Реальность происходящего обожгла ей душу, и она неистово воскликнула:
— Да! Я должна вернуться к своему одиночеству. Не пытайтесь меня остановить, вы не имеете права!
Констанция вырвалась и очертя голову выбежала вон.
Но теперь она знала, какова цель ее жизни. Мир сперва отобрал у нее мужа, потом — любовника. Мир должен за это заплатить!
Глава 3
Контрабанда
— Мы высадимся здесь, миссис Данлап.
Рамон Сантос, кошмар вашингтонского Министерства иностранных дел и полудюжин консульств в Нью-Йорке, воткнул булавку в расстеленную на столе карту Центральной Америки.
— Повстанцы встретят нас там… — Он помолчал и добавил: — Но сначала мы должны добыть деньги, моя дорогая сеньора, много-много денег…
Сантос был смуглым, темноглазым, с черной эспаньолкой, высоким и прямым, как стрела. Теперь он с пристальным вниманием глядел не на карту, а на саму Констанцию. Каждая черточка ее лица, каждый завиток волос, каждый изгиб фигуры, которую скорее подчеркивала, чем скрывала тонкая ткань, разжигали все больший огонь в его пылких взглядах.
Рамон слегка прикоснулся к другой булавке, пометившей маленькую, почти микроскопическую точку — остров из группы Карибских островов.
— Наш план — простой план, — с сильным иностранным акцентом продолжал он. — На этом острове будет фабрика, чтобы печатать бумажные деньги, чеканить серебряные монеты. С этими деньгами мы высадимся, заплатим нашим людям, когда это будет необходимо. Потом надо будет собрать силы, захватить города, ограбить таможни. Стоит начать, и дальше будет легко.