Неуловимый граф
Шрифт:
Бедуин привел лорда Годольфина в конюшню, где стоял Шам, и тот, большой знаток и ценитель арабских скакунов, купил жеребца у мистера Роджерса.
Лорд Годольфин, как это часто случается, быстро охладел к новому приобретению. Он пустил Шама пастись на свои луга и вскоре совершенно забыл о нем.
Но Агба верил в счастливую судьбу Шама; он видел знак его высшего предназначения в сером полумесяце, который был на задней ноге жеребца над копытом.
Втайне от всех бедуину удалось случить с Шамом — в те дни он еще не был известен как Годольфин Араб — Роксану, великолепную породистую кобылку!
Когда это открылось,
Калиста глубоко вздохнула.
— Конец истории вам известен, — произнесла она. — Ну, и что вы скажете? Разве это не самая волнующая, не самая удивительная история, какую вам когда-либо доводилось слышать?
Несмотря на боль, граф улыбнулся.
— Это действительно необыкновенно интересный рассказ, и я слушал вас с большим удовольствием.
— Годольфин Араб умер в возрасте двадцати девяти лет, — закончила Калиста, — вскоре после того, как умер кот, которого он так любил. Агба ненадолго пережил обоих.
В последующие дни девушка не раз возвращалась к этой истории, обсуждая с графом самые трогательные и удивительные ее моменты.
По мере того как графу становилось лучше, он начинал находить все большее удовольствие в беседах с Калистой, в том, с каким восторгом и энтузиазмом она говорила о лошадях, как много знала и рассказывала о них чудесных историй.
Дважды в день она ездила верхом: каждое утро по полтора часа тренировала Кентавра, чтобы он не застоялся, а после обеда столько же времени уделяла жеребцу графа, Оресту.
Так спокойно, неспешно проходили дни. Однажды после утренней выездки Калиста вошла к графу в комнату с какой-то газетой в руках.
Граф, как только голос стал ему повиноваться, настоял на том, чтобы она твердо пообещала ему не заезжать дальше полей, прилегающих к гостинице.
— Вы напрасно опасаетесь, что меня может заметить кто-нибудь из цирка: они снялись с места той же ночью, когда мы приехали сюда, — пробовала возразить Калиста. — Да и вообще они не стали бы вмешиваться и чинить мне какие-нибудь препятствия; люди там не любопытные, они не суют свой нос в чужую жизнь.
— Однако тот, который на меня набросился, видимо, интересовался вами, — заметил граф. Он увидел, как тень пробежала по лицу девушки. — Как могли вы поступить так безрассудно, так опрометчиво! — воскликнул граф. — Бежать из дому» бросив все, одной, без какого-либо покровительства и, как я полагаю, без денег?
— Признаюсь»с моей стороны это было действительно очень глупо, — сказала Калиста. — Я совсем забыла про деньги.
— Это то, что создает необходимые удобства и является весьма полезным при любых обстоятельствах, — сухо сказал граф, — но особенно — в незнакомом месте и среди незнакомых вам людей.
Калиста улыбнулась.
— Поэтому-то я так обрадовалась, обнаружив, что ваш кошелек полон, когда мы приехали сюда! Но что бы вы стали делать, если бы разбойники добрались до ваших карманов?
— Думаю, я сумел бы найти выход из положения, — ответил граф.
Калиста посмотрела на него, слегка склонив голову набок.
— Мне почему-то кажется — , что вы всегда из любого положения способны найти выход, — задумчиво произнесла она, —
— Мне приятно, что у вас создалось такое высокое мнение о моих способностях, — усмехнулся граф. — К сожалению, не могу сказать, чтобы я столь же высоко ценил ваши! Вы не имели права так вот просто, без предупреждения, взять и исчезнуть!
Калиста отвела глаза в сторону, чтобы не встретиться с его взглядом.
— Я не видела другого выхода, это единственное, что я могла сделать после того, что случилось. Мне было очень стыдно за маму!
— Вы хоть немного подозревали о ее планах? — спросил граф — Я понимала только одно, поскольку вы решили уехать на следующий день, времени у нее оставалось не так уж много, — ответила девушка. — А потому я не сомневалась, что она пойдет на все, придумает какую-нибудь новую хитрую уловку, чтобы так или иначе добиться своего и бросить нас в объятия друг друга.
— И чтобы избежать этого, вы притворились больной?
— Вот именно. Я дождалась, пока мама спустится к обеду, а потом послала сказать ей, что я плохо себя чувствую и останусь в постели. Я подумала, что, если я не выйду к гостям и останусь на весь вечер в своей спальне, она уже ничего не сможет сделать. Но я ошиблась — она перехитрила меня!, — Как ей это удалось? — поинтересовался граф.
— Когда дамы после обеда удалились в гостиную, — ответила Калиста, — мама поднялась ко мне в спальню и принесла лекарство. «Не думаю, чтобы ты была так серьезно больна, Калиста, — сказала она. — Мне кажется, ты могла бы сделать над собой усилие и спуститься сегодня к обеду. Во всяком случае, я уверена, что завтра ты захочешь поехать на скачки. Так вот, ты не поедешь, если не выпьешь этот, возможно, не очень вкусный, зато полезный отвар. Ты обязательно должна принять это лекарство, в противном случае я не разрешу тебе встать с постели, и ты останешься дома!»
Калиста помолчала.
— Я уже и раньше пробовала мамины лекарственные отвары, и, надо прямо сказать, вкус у них отвратительный! Но я бы выпила что угодно, лишь бы не пропустить скачки!
— Итак, вы выпили то, что на самом деле, очевидно, было снотворным?
— Ну да, я выпила его, потому что подумала, что уж на скачках-то с нами ничего не может случиться, там, среди толпы, маме ничего не удастся сделать! — ответила Калиста. — Потом, когда я отдала ей стакан, то увидела в ее глазах какое-то странное выражение, которое испугало меня! «Что ты мне дала?»— спросила я ее. «Только то, что пойдет тебе на пользу», — ответила она. Через несколько минут она вышла из комнаты, а я, должно быть, заснула.
— Должен признаться, ваша мать на редкость изобретательна! — заметил граф.
— Как она могла так поступить со мной? — воскликнула девушка. — Я никогда не прощу ей этого, никогда!
— Кто-то еще должен был перенести вас в мою комнату и уложить на мою постель, — напомнил ей граф. — Полагаю, это не могла быть ваша мать.
— Думаю, это ее горничные, — ответила Калиста. — У нее их две — отвратительные, злющие мегеры, которые вечно шпионили за нами, когда мы были еще детьми, и доносили маме обо всем, что мы делали. Они послушались бы ее, даже если бы она приказала им разрезать меня на мелкие кусочки и бросить в озеро! — Девушка на минутку умолкла, затем спросила с тревогой: